Любовь на фоне кур - [32]

— Да. Мы, видимо, опережали вас. Папа выиграл свой матч.

— Да, он мне рассказал. Я был очень рад услышать это.

— А вы победили, мистер Гарнет?

— Да. Без особых усилий. Моему противнику систематически не везло. Лунки словно бы увертывались от его мяча.

— Так что вы с папой оба полуфиналисты. Надеюсь, вы будете играть очень скверно.

— Благодарю вас, — сказал я.

— Да, звучит не совсем вежливо, не так ли? Но папа решил в этом году победить во что бы то ни стало. Вы знаете, два прошлые года он выходил в финал.

— Неужели?

— И оба раза проигрывал одному и тому же человеку.

— Кому бы это? Мистер Деррик играет заметно лучше всех членов клуба, каких я видел на поле.

— Его сейчас тут нет. Некий полковник Джервис. На этот раз он в Комбе-Регис не приехал. Вот почему папа и надеется.

— По логике вещей, — сказал я, — он должен победить.

— Да. Но, видите ли, вы ведь в прошлом году здесь не играли, мистер Гарнет.

— О, профессор может оставить меня далеко за флагом, — сказал я.

— Во сколько ударов вы уложились сегодня?

— Это был матч, ограниченный первой дюжиной лунок, но мой средний показатель что-то чуть больше восьмидесяти.

— Лучший результат папы — девяносто, но ему так и не удалось его повторить. Как видите, мистер Гарнет, в этом году произойдет еще одна трагедия.

— Я начинаю чувствовать себя прямо-таки зверем. Но куда более вероятно, что я потерплю разгром, если мне все-таки придется играть в финале против вашего отца. Выпадают дни, когда я играю в гольф так же скверно, как в теннис. Вы просто меня не узнаете.

Она задумчиво улыбнулась:

— Том в теннисе силен до неприличия. Его подачи просто ужасны.

— При первом знакомстве сразу ввергают в дрожь.

— Но в гольф вы играете лучше, чем в теннис, мистер Гарнет. Я бы хотела, чтобы это было не так.

— Коварное пожелание, мисс Деррик, — сказал я. — Нечестно взывать к моим лучшим чувствам.

— А я даже не знала, что у любителей гольфа они сохраняются, когда дело касается гольфа. И у вас правда бывают неудачные дни?

— Да почти всегда. Выпадают дни, когда я бью, будто молотком по гвоздю.

— Неужели?

— И когда в стог не могу попасть, не то что в лунку.

— Ну, так я буду надеяться, что с папой в финале вы встретитесь именно в такой день.

— И я надеюсь, — сказал я.

— Вы тоже надеетесь?

— Да.

— Но разве вы не хотите выиграть приз?

— Я предпочту доставить удовольствие вам.

— Право, так великодушно, мистер Гарнет, — ответила она со смехом. — Вот не думала, что подобная рыцарственность еще существует. Я полагала, что игрок в гольф пожертвует чем угодно, лишь бы выиграть.

— Очень многим.

— И растопчет чувства всех и каждого.

— Нет, не всех, — сказал я.

И тут к нам присоединился профессор.

Глава XV ВМЕШАТЕЛЬСТВО НЕМЕЗИДЫ

Есть люди, не верящие в предчувствия. Они приписывают странное ощущение, что вот-вот случится что-нибудь неприятное, таким пошлым причинам, как печень, или простуда, или погода. Я же считаю, что тут кроется нечто более существенное, чем может показаться стороннему наблюдателю.

Три дня спустя после моей встречи с профессором в клубе я проснулся в крайне угнетенном состоянии духа. Каким-то образом я знал наперед, что наступивший день ничего хорошего мне не сулит. Не исключено, что дело было в печени или в простуде, но только не в погоде. Утро было безупречное — самое великолепное за великолепнейшее лето. Над долиной и дальше над морем висела легкая дымка, предсказывавшая жаркий полдень, когда солнце серьезно приступит к исполнению своих ежедневных обязанностей. Пташки распевали на деревьях и завтракали в траве, а Эдвин, восседая на цветочной клумбе, оглядывал их взглядом гурмана. Порой, когда воробышек припрыгивал в направлении его клумбы, он делал внезапный бросок, и птичка упархивала в противоположный конец газона. Я ни разу не видел, чтобы Эдвин поймал воробья. По-моему, они считали его свихнувшимся чудаком и ублажали, приближаясь на расстояние прыжка в желании его поразвлечь. Бравые воробьи-петушки выкомаривали перед своими избранными воробьихами-курочками и зарабатывали дешевую репутацию лихой отваги, подбираясь на столько-то ярдов к логову Эдвина, а затем упархивая. Боб возлежал на своем излюбленном участке гравия.

Я захватил его с собой на волнолом, чтобы он полюбовался, как я купаюсь.

— Что со мной сегодня, Роберт, старина? — спросил я его, вытираясь.

Он лениво заморгал, но ни единого предположения не высказал.

— И не напускай на себя скучающий вид, — продолжал я, — потому что я буду говорить о себе, как бы у тебя от этого скулы ни сводило. Вот я, в полной форме, как боксер перед решающим матчем, пребываю на открытом воздухе уж не знаю сколько времени, ем простую здоровую пищу, купание каждое утро — морское купание, учти, — а результаты? Чувствую себя хуже некуда.

Боб зевнул и слегка взвизгнул.

— Да, — сказал я, — мне известно, что я влюблен. Однако я был точно так же влюблен неделю назад, а вот чувствовал себя тогда вполне нормально. Но разве она не ангел, Боб? А? Разве не ангел? И разве ты не взбодрялся, когда она тебя гладила? Да, конечно же! Кто бы устоял? Но как насчет Тома Чейза? Ты не думаешь, что он опасен? Называет ее по имени, знаешь ли, и в целом ведет себя так, будто имеет право ею командовать. И к тому же он видится с ней каждый день, тогда как я должен полагаться на случайные встречи. А тогда чувствую себя таким болваном, что не нахожу других тем для разговора, кроме гольфа и погоды. А он, возможно, поет с ней дуэты после обеда! Мы-то знаем, к чему приводят дуэты после обеда.