Любовь короля - [2]

Он не отводил от неё взора с тех самых пор, как она появилась в Версале, такая противоречивая, красивая, страстная… Не отводил даже тогда, когда снисходительно называл «куколкой», считая всего лишь усладой для глаз, одной из многих. Но когда Людовик понял, как сильно ошибался, она стала сосредоточием всех его желаний. Если раньше те из них, что были связаны с ней, лежали лишь в горизонтальной плоскости, то очень скоро, хотя и почти незаметно для него самого, король стал прислушиваться к её советам, отдавая должное недюжинному, изворотливому женскому уму, восхищаться ею. Полюбил её так, как ни одну женщину до неё, и как вряд ли полюбит после. Чувствовал ее каждой фиброй души, понимал во всём лучше, чем любой из её мужей или любовников, прощал ей всё то, что никому другому не простил бы никогда. Анжелика, в свою очередь, тоже чувствовала это, чувствовала необычайно крепкую связь с королем. Чувствовала — и боялась. Потому что он хотел обладать не только её прекрасным телом, как те мимолетные любовники, которым она отдавалась, — он хотел, чтобы она была его спутницей, его Королевой, и подбирался к ней неторопливо, как опасный хищник. И она почти сдалась… Почти.

Людовик умел ждать, умел покорять сердца, Но между ними стояло нечто почти непреодолимое. Прошлое…

…Внезапно вспыхнувшая молния осветила всю комнату. Анжелика затрепетала, с ужасом всматриваясь во мрак, окружавший их.

— Это гроза! — пробормотала она.

Король посмотрел на нее с удивлением.

— Пустяки! Чего нам тут бояться?

Он тут же почувствовал, что Анжелика начала сопротивляться. Вырвавшись из его объятий, она подбежала к окну и прижалась горячим лбом к холодному стеклу.

— Что с вами? — резко спросил король. — Сейчас не время и не место скромничать. Ваше поведение доказывает, что существует еще одно препятствие, о котором я уже догадываюсь. Между нами стоит другой мужчина?

— Да!

— Его имя?

— Жоффрей де Пейрак, мой муж, человек, которого вы сожгли заживо!

Эта насмешка судьбы была, пожалуй, даже слишком жестокой. На пике любви и страсти, когда он был так близок к тому, чтобы наконец сделать Анжелику своей и больше никогда не отпускать, всего лишь тень проклятого лангедокского хромого ударила между ними, как одна из тех молний за окном, и разверзлась пропасть самая худшая из возможных между возлюбленными — непонимание друг друга.

— Мой муж никогда не угрожал ни вашей короне, ни вашей власти. Только зависть…

— Давайте не будем говорить об этом снова, — прервал ее король. — И давайте не будем ссориться. Я утверждаю, что граф де Пейрак угрожал моей короне, ибо он был одним из богатейших и могущественнейших моих подданных. Величие других было и остается моим злейшим врагом. Анжелика, вы ведь умная женщина, и гнев не должен лишить вас здравого мышления. Когда я достиг совершеннолетия и вступил на престол, в стране повсюду вспыхивали бунты и волнения, шла гражданская война, наседали иностранцы, а Франция теряла свои владения одно за другим. Во главе моих врагов стоял очень могущественный человек — мой дядя… Гастон Орлеанский… Принц Конде поддерживал с ним дружеские связи, и против меня плелись многочисленные заговоры. Члены парламента выступали против своего короля. При дворе оставалось очень мало верных мне людей. Единственными, в чьей верности я не сомневался, были мать и кардинал Мазарини, которого все ненавидели. Но и они были иностранцы. Кардинал, как вы знаете, был итальянец, а мать, по своим чувствам и обычаям всегда оставалась испанкой. Можете себе представить, как их «любили» подданные. А в середине между этими противоположными полюсами стоял я, в сущности, еще ребенок, хотя и располагающий огромной властью, но слишком слабый, чтобы ею воспользоваться.

Ему тяжело было вспоминать об этом. То были самые нелегкие его годы, и он рассказывал ей это только потому что хотел объяснить.

— Но вы проявили себя совсем не ребенком, когда отдали приказ арестовать моего мужа.

— Ради всего святого, не будьте такой упрямой. Неужели вы стараетесь походить на обыкновенную женщину. которая не может постичь суть дела? Та боль, которую вам причинил арест и казнь графа де Пейрака, — это лишь крошечная деталь панорамы той сложной и трудной борьбы, которую я хочу показать вам.

У него была своя правда, у неё — своя, и оба они были по-своему правы, Людовик понимал это. Но легче от этого не становилось.

Раздражённо проведя рукой по лицу, король отбросил навязчивое сожаление. Нет, совершенно очевидно: что бы он тогда ни сказал — остался бы не понят. Но это можно было бы преодолеть со временем, он знал это наверняка, знал, что однажды она всё же сдастся на его милость, если останется рядом, здесь, в Версале. Знал, что если он расскажет ей правду о муже, она натворит немало глупостей, потому что Анжелика это… Анжелика. Знал, но всё равно рассказал. Почему?..

Потому что хотел быть с ней честным. Хотел, чтобы между ними больше никогда не было лжи и недомолвок.

И она ушла… Ушла, ликуя. Сбежала, нарушив приказ.

Отпустил бы он ее, если бы был уверен, что ее ждет счастье? Сложный вопрос. Возможно. Но она подвергла себя опасности ради человека, который, скорее всего, давно умер или изменился до неузнаваемости. Никто не знает, что стало с блистательным графом де Пейраком, власть которого король однажды уничтожил по вполне понятным политическим причинам, и жизнь которого помиловал. Что стало с единственным мужчиной, которого Она по-настоящему любила?.. А что, если Анжелика и впрямь найдет его?..