Любовь - [25]
— Как вам сказать... Пока я его произвожу, он кажется мне вкусным. Я даже облизываюсь.
Если меня попросят сказать, что я думаю о журналистах, мне будет трудно это объяснить. В этой профессии для меня много неясного. Ты должен писать и о том и об этом. Ну а если тебе неприятно писать о том, о чем ты вынужден писать, если это тебе не близко и, главное, если ты не можешь сказать по данному поводу ничего нового, у тебя нет никаких собственных мыслей или соображений, что тогда? Может быть, надо уметь все принимать близко к сердцу, чтобы, о чем бы ты ни писал, все тебе было интересно, и тогда и другим будет интересно читать. Вообще сложное дело.
Все это я попыталась выложить Стефану.
— Я в этой профессии понимаю еще меньше, — ответил он.
Он шутил, но не слишком удачно. Ясно было, что он не хочет говорить о себе. Меня всегда разбирает страшное любопытство, и если я отправилась с ним в горы, то именно ради того, чтобы понять, что он за птица. Если бы я стремилась рассказывать ему о себе, я могла бы придумать тысячу всяких историй. Но какой бы для меня от этого был толк? Никакого!
— Ладно, — сказала я, — раз вы не хотите ничего мне рассказывать, давайте двигаться, я совсем замерзла.
И я высвободилась из-под его отцовского крыла. Меня прохватило ветром. Этот же ветер, вероятно, гулял и над городом: над одним краем котловины туман рассеялся, и стали появляться те новые кварталы слева, где сейчас много строят. Если студентов-архитекторов захотят поучить, как надо располагать город, пусть их приведут на этот хребет. Отсюда им могут показать, что сделано хорошо, что неправильно и в чем ошибка. Вообще могут объяснить, как расставлять кубики, чтобы игра шла по всем правилам.
Вниз мы спустились сравнительно быстро, раза в два быстрей, чем поднимались.
Время было уже обеденное, и мы застали всех наших компаньонов за общим столом. Они уже ели суп. Когда мы вошли, воцарилось молчание. Тем не менее с нами поздоровались вполне любезно, кое-кто даже попытался мне улыбнуться. У архитектора Станимирова под глазами были мешки, щеки и губы приняли лиловый оттенок — видно, он здорово перебрал в первую ночь своего сорок первого года. Манасиев выглядел больным — ни кровинки в лице, особенно бледным казалось его плешивое темя. Только молчаливый Петр был свеж как огурчик. Судя по всему, этот человек был трезвенником, вегетарианцем и женоненавистником одновременно. Тихий, словно муха, осторожный человек. Директора не было, да, в сущности, он и не должен обедать с отдыхающими. Но он вообще не появился во время обеда. Вероятно, не мог прийти в себя после юбилейной ночи.
— Мы ходили гулять, — сказал Стефан. — Дошли до самого хребта и смотрели на Софию.
— Можно вам позавидовать, — сказал архитектор без всякого выражения.
— И вели очень интересный разговор, — дополнила я наивно.
— Могу себе представить, — так же равнодушно отозвался Станимиров.
— Жалко, что мы не позвали и вас, — сказала я приветливо, оглядывая всю троицу: — Было бы еще веселей.
— Не сомневаюсь, — равнодушно ответил архитектор.
Я уверена, что мы со Стефаном напрасно объясняли, где мы были и что делали. У компании по этому вопросу было совершенно определенное мнение, и разубедить их было невозможно. Мне, разумеется, это было до лампочки, и я говорю здесь об этом только для того, чтоб было понятно, какая установилась атмосфера.
Я ем очень быстро. Первой закончив обед, я сказала всем «до свиданья» и поднялась в свою комнату.
Интересно, как легко человек привыкает к новым обстоятельствам. Со мной по крайней мере это так. Когда я вошла в свою комнату, мне вдруг стало приятно, меня охватило ощущение полного покоя. Достаточно, видно, переночевать в новой для тебя комнате, увидеть там сон, пережить какое-нибудь воспоминание, как она превращается в твою личную берлогу, твое убежище, укрывающее тебя от остального мира, где ты можешь думать и вспоминать сколько душе угодно. Говорят, что кошки никогда не меняют жилье. Вероятно, потому, что не могут расстаться со своими воспоминаниями.
ГЛАВА XIII
Я долго не могла привыкнуть к длинным белым коридорам и к постоянному острому запаху дезинфекции. Ночью полутемные коридоры становились безлюдными, тихими. Зажженным оставляли по одному матовому шару, и его свет, отражаясь от белых стен, полов и дверей, превращался в молочную мглу, скрадывавшую точные очертания ниш и углов. Но именно тогда больница начинала мне казаться приемлемым для меня местом, исчезало дневное напряжение и смутные опасения, что я ошиблась в выборе профессии, что мне чужда человеческая беззащитность и боль, в течение всего дня стекавшиеся в больницу. Ночью я любила медленно проходить по белым, до последней пылинки убранным коридорам, в совершенной тишине, и тогда даже случайные шумы, доносящиеся из палат, эти вздохи и стоны словно оставались в каком-то ином мире, за пределами молочного мира ночных коридоров. Однако спокойствие их было неустойчиво, ненадежно, потому что ночью человеческая жизнь, видно, особенно хрупка и уязвима — ночью часто доставляли спешные случаи с кровотечениями. Вообще в этой больнице только кровотечения и требовали срочных мер, остальные туберкулезники поступали вполне здоровыми на вид. Но болезнь их давала неожиданные вспышки, заставала врасплох во время сна, атаковала так сокрушительно, что, когда их приводили или приносили, они бывали перепуганы не столько самой болезнью, сколько страшной внезапностью обострения, сковывавшей их сознание.
Александра Карасимеонова по праву можно назвать мастером криминально-психологического жанра, который имеет свои традиции в болгарской литературе. Ушел из жизни человек? Для следователя, от имени которого ведется повествование, случившееся – не просто очередной криминальный казус, но и человеческая драма, затрагивающая судьбы многих людей. Это придает повествованию более широкую основу, позволяет вскрыть социальную, психологическую и нравственную мотивировку поступков персонажей романа, многие из которых, оказывается, имеют два лица, ведут двойную игру.
Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?
События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.
Светлая и задумчивая книга новелл. Каждая страница – как осенний лист. Яркие, живые образы открывают читателю трепетную суть человеческой души…«…Мир неожиданно подарил новые краски, незнакомые ощущения. Извилистые улочки, кривоколенные переулки старой Москвы закружили, заплутали, захороводили в этой Осени. Зашуршали выщербленные тротуары порыжевшей листвой. Парки чистыми блокнотами распахнули свои объятия. Падающие листья смешались с исписанными листами…»Кулаков Владимир Александрович – жонглёр, заслуженный артист России.
Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.
Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.