Любовь как ненависть - [16]

В коридоре было совсем темно, и Скотт был только рад этому. В темноте легче было вообразить, что все происходит не наяву, а во сне. Это прекрасный эротический сон, не более. В сновидениях все случается: оживают мертвые, воскресает старая, давно умершая любовь. Ведь в реальности Эмили уже давно не та девушка, которую он любил когда-то.

От нее исходил едва уловимый нежный аромат. Было так приятно дышать любимой женщиной, чувствовать ее тело в своих руках. Скорее всего, они действительно были предназначены судьбой друг для друга, и тут ничего не поделаешь. Скотт давно уже чувствовал, что его гнев и обида становятся все слабее, отступают на второй план перед желанием вновь обладать ею. Если бы она была хладнокровной и агрессивной особой, он легко подавил бы свою страсть; но Эмили оказалась такой нежной… Этим она покоряла его куда вернее. Разве можно мстить такой мягкой и женственной даме? Скотт боролся с собой, говорил себе, что не может и не должен ей доверять, что нежность Эмили – это ловушка бессовестной, искушенной девки, которая знает, чего хочет, и всегда добивается своего. В минуты откровенности Скотт признавался себе, что злился не только на Эмили, но и на себя самого. Он оказался беззащитным перед этой женщиной, поддался ее очарованию, позволил превратить себя в безвольную марионетку.

Но на этот раз он был сильнее. Ведь он стал старше, научился защищаться. С этими мыслями Скотт выпустил Эмили из своих объятий и сделал шаг назад. Неважно, что сейчас чувствует она. Неважно, что ее голова так уютно лежала на его груди. Он должен каждую минуту помнить: Эмили – больше не та влюбленная, пылкая девчонка, какой была когда-то. И не стоит обольщаться.

Скотт застегнул блузку женщины и пошел прочь, стараясь побыстрее уйти от соблазна снова овладеть ее восхитительным телом. Губы Эмили припухли от поцелуев, ее аккуратная прическа растрепалась. Луч света из открытой двери упал на нее, и она поскорее укрылась в спасительной темноте. Эмили не отрываясь смотрела на Скотта. Он чувствовал, как она сейчас смущена и взволнована.

Скотт никогда не понимал тех, кто принимает наркотики, считая их безвольными слабаками. Но сейчас он находил для них оправдание, потому что Эмили Шихи стала его наркотиком. Она въелась в его плоть и проникла в кровь. Он позволит ей уйти сегодня. У него впереди много времени, и он сумеет позаботиться о том, чтобы удовлетворить свои самые тайные желания. Его голод будет утолен. А потом он уйдет. Навсегда.

– О чем ты думаешь? – спросил он, застегивая рубашку, но не заправляя ее. Черт, последний раз он так оконфузился в пятнадцать лет. Почему эта чертова Эмили была единственной женщиной, рядом с которой с ним могло случиться такое? С ним, популярным журналистом, опытным мужчиной за тридцать?

Она покачала головой:

– Все мои мысли о тебе.

– Правда?

Скотт не мог скрыть своего удивления – неужели Эмили наконец призналась, что думает о нем? Сейчас он чувствовал: она не лжет, она действительно постоянно думает о нем. Как и он о ней… Но из этого нельзя делать никаких далеко идущих выводов. Все равно того, что произошло, уже не зачеркнуть; жизнь нельзя прожить заново, с чистого листа. И нельзя вернуться к себе такому, какой ты был в юности.

– Да! – с горячностью отозвалась Эмили Шихи. – Поедем ко мне, Скотт! Я хочу, чтобы все было снова так, как когда-то…

– Боюсь, тебе придется заработать это право, киска, – усмехнулся Скотт.

– Заработать? – изумленно повторила Эмили.

– Таковы условия нашего договора, – пожал плечами Скотт. – Или ты боишься проиграть?

– Я ничего не боюсь, Скотт.

– Тогда, думаю, тебе придется немного подождать. Наберись терпения.

Он подошел к ней, чтобы поправить ей волосы. Один завиток обвил его палец так, словно не хотел отпускать. Скотт неохотно убрал руку с ее головы и отступил.

– У меня есть идея, – торопливо проговорила Эмили так, как будто от этих слов зависела ее жизнь.

– Какая?

– Давай забудем о прошлом и нашем… договоре. Попробуем начать все заново.

Повисла неловкая тишина. Искушение было велико. Но упрямство и подозрительность не позволяли Скотту согласиться на ее предложение. Он не верил словам Эмили, вернее, не желал верить, и внушал себе: «Ее нежность – только ловушка, паутина, в которую она заманивает меня».

Скотт прислонился к стене и задумался. Да, всем своим существом он рвался к этой женщине, она притягивала его как никакая другая, но доверять ей было нельзя. Нельзя отказываться от своего плана мести. Это будет предательством самого себя. Двенадцать лет назад Эмили испортила его жизнь, и теперь он должен отплатить ей той же монетой.

– Сожалею, но должен отклонить твое предложение, – сухо заявил Скотт.

Эмили прикусила губу и, скрестив руки на груди, словно желая защититься, отвернулась от него. Скотт смотрел на то, как она гордо выпрямилась, расправив плечи, и вся ее стройная фигура преисполнилась достоинства. Через секунду перед Скоттом стояла уже совсем другая женщина. От прежней мягкости и чувственности не осталось и следа. Скотт знал, что он принял верное решение: Эмили – отрава, до сих пор остающаяся в его крови. Но он должен понимать, что в его жизни есть другие, не менее важные вещи: его работа, карьера, профессиональная гордость. И он не может ими пожертвовать. Он полез в карман за ключом от своего кабинета и внезапно натолкнулся на бусы Эмили. Он так и не вынул их оттуда. С минуту он нежно поглаживал гладкие камешки. Ведь в ник жила она прежняя, юная Эмилка Штихова, еще не обманщица и не предательница…