Любовь к жизни. Рассказы - [293]

– …И я заплатил за нее большую цену, – закончил Порпортук свою жалобу. – Такой цены вы никогда не видали. Продайте все, что у вас есть, – продайте ваши копья и луки и ружья, продайте меха и кожи, продайте шатры и лодки и собак, продайте все-все – и вы навряд ли получите тысячу долларов. Так вот я заплатил за женщину Эл-Су в двадцать шесть раз больше цены всех ваших шатров, и лодок, и собак. Это была высокая цена.

Старики серьезно кивнули головами, хотя узкие скважины их глаз расширились от удивления: неужели какая-то женщина может стоить так дорого? Тот, у кого шла кровь изо рта, обтер свои губы.

– Это правдивая речь? – спросил он у каждого из юношей Порпортука.

И каждый ответил утвердительно.

– Это правдивая речь? – спросил он у Эл-Су, и она отвечала:

– Это правда.

– Но Порпортук не сказал, что он старый человек, – проговорил Акун, – и что у него есть дочери старше, чем Эл-Су.

– Это верно: Порпортук – старый человек, – сказала Эл-Су.

– Порпортук сам должен измерить силу своих лет, – сказал кровоточивый. – Мы все стареем. Но знай: старость никогда так не стара, как думает юность.

И старики в кругу пошамкали деснами, одобрительно покачали головами и закашлялись.

– Я сказала ему, что никогда не буду его женой, – сказала Эл-Су.

– И все же ты получила от него в двадцать шесть раз больше того, что стоит все наше имущество? – спросил один одноглазый.

Эл-Су молчала.

– Правда ли это? – И его единственный глаз вонзился в нее, как бурав.

– Это правда, – сказала она. – Но я убегу снова! – страстно воскликнула она через мгновение. – Я всегда буду убегать.

– Это дело Порпортука, – сказал другой старик. – Наше дело – вынести решение.

– Какую цену заплатил ты за нее? – спросили Акуна.

– Я ничего за нее не платил, – отвечал тот. – Она была выше всякой цены. Я не мерил ее на золотой песок, ни на собак, ни на шатры, ни на кожи.

Старики долго спорили между собой и тихо бормотали.

– Эти старики – как лед, – сказал Акун по-английски. – Я не послушаюсь их приговора, Порпортук. Если ты возьмешь Эл-Су, я убью тебя.

Старики замолчали и подозрительно взглянули на него.

– Мы не понимаем слов, которые ты говоришь, – сказал один.

– Он говорит только, что убьет меня, – заявил Порпортук. – Поэтому было бы хорошо отнять у него ружье и посадить рядом с ним несколько юношей, чтобы он не причинил мне зла. Он молодой человек; а что для юности переломанная кость?

У беззащитного Акуна отняли ружье и нож, и по обе стороны от него сели юноши из племени маккензи. Одноглазый старик встал и вытянулся во весь рост.

– Мы удивляемся, что такая цена была заплачена за одну женщину, – начал он, – но это нас не касается. Мы собрались сюда, чтобы вынести решение, и решение мы выносим. У нас нет сомнений. Всем известно, что Порпортук заплатил высокую цену за эту женщину, Эл-Су, в силу чего женщина Эл-Су принадлежит Порпортуку и никому другому.

Он тяжело уселся и закашлялся. Старики кивнули головами и тоже закашлялись.

– Я убью тебя! – крикнул Акун по-английски.

Порпортук улыбнулся и встал.

– Вы вынесли справедливое решение, – сказал он, обращаясь к совету. – И мои юноши дадут вам много табака. Теперь прикажите подвести ко мне женщину.

Акун заскрежетал зубами. Юноши взяли Эл-Су за руки. Она не сопротивлялась, и ее подвели к Порпортуку. Лицо ее было как зловещее пламя.

– Сядь тут, у моих ног, пока я не кончу своей речи, – приказал он. Затем он на мгновение остановился.

– Это верно, – сказал он, – что я старик. И все же я могу понимать повадки молодости. Не весь еще огонь у меня вышел. Однако я уже не молод и не хочу пробегать все оставшиеся мне годы на этих старых ногах. Эл-Су умеет бегать хорошо и быстро. Она – лань. Я знаю это, потому что сам видел и бежал за нею. Нехорошо, когда жена так быстро бегает. Я заплатил за нее высокую цену, а все-таки она бежит от меня. Акун ничего не заплатил; а все-таки она бежит к нему. Когда я прибыл к вашему народу, на Маккензи, у меня была только одна мысль. Когда я слушал совещание и вспомнил о быстрых ногах Эл-Су, я думал о многом. Теперь я снова думаю об одном, но эта мысль не та, которую я принес с собой на совет. Позвольте сказать вам мою мысль. Если собака раз убежала от хозяина, она убежит снова. Сколько раз ни приводи ее обратно, она все равно убежит. Эл-Су подобна убежавшей собаке. Я хочу продать ее. Есть ли человек в этом совете, который хотел бы купить ее?

Старики кашляли и молчали.

– Акун купил бы, но у него нет денег. Поэтому я отдам ему Эл-Су, как он сказал, без выкупа. Даже теперь я отдам ее ему.

Наклонившись, он взял Эл-Су за руку и подвел ее туда, где Акун лежал на спине.

– У нее скверная привычка, Акун, – сказал он, сажая Эл-Су к ногам Акуна. – Как она прежде убежала от меня, так в будущем могла бы убежать от тебя. Но нечего бояться, что она когда-либо убежит, Акун. Я позабочусь об этом. Никогда она не убежит от тебя – это слово Порпортука. У нее очень острый ум, и я это знаю, потому что он часто кусал меня. Теперь я хочу воспользоваться своим остроумием. И при помощи этого моего остроумия я сохраню ее для тебя, Акун.

Наклонившись, Порпортук скрестил ноги Эл-Су, так что одна голень лежала на другой; и тогда, раньше чем его намерение могло быть угадано, он разрядил ружье сквозь обе лодыжки. Когда удерживаемый сторожившими его индейцами Акун попытался подняться, послышался хруст вновь переломившихся костей.