Любовь к жизни. Рассказы - [285]

Доплыв до Берингова моря, он заменил яичную диету тюленьей диетой и потом никак не мог решить, что более противно. Осенью его подобрал катер, возвращавшийся в Соединенные Штаты, а в ту же зиму он произвел в Сан-Франциско фурор в качестве проповедника трезвости. На этом деле он обрел свое призвание. «Избегай бутылки!» – вот его девиз и боевой клич. Едва-едва он давал понять, что в его собственной жизни произошло великое бедствие по вине бутылки.

Он даже упоминает о потере состояния, причиненной ему этой адской приманкой дьявола; но за этим происшествием слушатели угадывают абрис[91] какого-то грозного и неразгаданного несчастия, ответственность за которое несет бутылка.

Он добился успеха на своем поприще; он поседел в этом крестовом походе против крепких напитков и добился всеобщего уважения. Но на Юконе пропажа Маркуса О’Брайена стала преданием. Это тайна, которая стоит наравне с исчезновением сэра Джона Франклина[92].

Остроумие Порпортука

Эл-Су воспитывалась в миссии. Мать ее умерла, когда она была еще совсем маленькой, и сестра Альберта в один из летних дней подобрала Эл-Су, как головню с пожарища, отвезла в миссию Св. Креста и посвятила ее Богу.

Эл-Су была чистокровной индианкой и все же превосходила по способностям всех полукровок и квартеронок[93]. Добрые сестры никогда еще не имели дела с такой работящей и понятливой девушкой, как она.

Эл-Су оказалась проворной, расторопной и сообразительной. Но, помимо того, она была настоящий огонь, живое пламя, кипучая натура, сотканная вся из воли, нежности и дерзания. Отец ее был вождем, и кровь его текла в ее жилах. Повиновение со стороны Эл-Су было делом добровольного соглашения. Она обладала страстным чувством справедливости и, быть может, поэтому преуспевала в математике.

Но она преуспевала и в других отношениях. Она выучилась читать и писать по-английски так свободно, как ни одна девушка в миссии. Она была запевалой в девичьем хоре. Натура у нее была артистическая, и вся она тянулась к творчеству. Попади она с детства в более благоприятную обстановку – она занялась бы литературой и музыкой.

А вместо этого она – Эл-Су, дочь вождя Клаки-На – жила в миссии Св. Креста, где не было художников, а были только чистые духом сестры, заботившиеся о чистоте и нравственности и блаженстве душ в стране бессмертия, обретающейся на небесах.

Проходили годы. Ей было всего восемь лет, когда она попала в миссию.

Ей минуло шестнадцать, и сестры вступили в переписку с орденским[94] начальством относительно отправления ее в Соединенные Штаты для пополнения образования, когда к миссии Св. Креста прибыл человек из ее племени и вступил с нею в разговор. Эл-Су была несколько испугана его видом. Он был грязен. Это было существо, напоминавшее Калибана, примитивно безобразное, нечесаное, с копной волос на голове. Он посмотрел на нее неодобрительно и отказался присесть.

– Твой брат умер, – сказал он кратко.

Эл-Су была не слишком потрясена. Она почти не помнила брата.

– Отец стар и одинок, – продолжал вестник. – Дом его велик и пуст. Он хочет слышать твой голос и смотреть на тебя.

Его она помнила. Это был Клаки-На – вождь поселка, друг миссионеров и торговцев, человек гигантского сложения, с добрыми глазами и повелительными манерами, выступавший с сознанием величия среди своей свиты.

– Скажи ему, что я приду, – был ответ Эл-Су.

К великому отчаянию сестер, головня, подобранная на пожарище, вернулась к пожарищу. Всякие уговоры оказались тщетными. Убеждали, требовали и плакали. Сестра Альберта даже открыла ей проект отправления ее в Соединенные Штаты. Эл-Су с широко раскрытыми глазами поглядела на открывшееся ей золотое видение и покачала головой. В ее глазах неотступно стояло другое видение. То был мощный изгиб Юкона у станции Танана, с миссией Св. Георгия на одной стороне и торговым постом – на другой, а на полпути между ними – индейская деревня и некий большой бревенчатый дом, в котором жил старик, обслуживаемый рабами.

Все жители побережья Юкона, на две тысячи миль в округе, знали этот дом, этого старого человека и прислуживающих ему рабов. И сестры тоже хорошо знали этот дом с его нескончаемым разгулом, пирами и весельем. Поэтому, когда Эл-Су уехала, в миссии Св. Креста немало поплакали.

В большом доме приступили к великой чистке, когда прибыла Эл-Су.

Клаки-На был самодур и сначала протестовал против барских замашек своей дочери; но в конце концов, по-варварски мечтая о пышности, пошел и занял тысячу долларов у старого Порпортука, богаче которого не было индейца по всему течению Юкона. Кроме того, Клаки-На оплатил крупный счет на торговом пункте. Эл-Су преобразила большой дом. Она придала ему новый блеск, в то время как Клаки-На по-прежнему хранил традицию гостеприимства и кутежей.

Все это было необычайно для индейца с Юкона, но Клаки-На был необычайный индеец. Он не только любил оказывать широкое гостеприимство, но, располагая как вождь большими деньгами, мог себе это позволить. В дни первых торговцев он был силой среди своего племени и делал хорошие дела с торговыми товариществами белолицых. Позже вместе с Порпортуком он открыл золотую россыпь на реке Коюткуке. Клаки-На и по природе, и по воспитанию был аристократом. Порпортук же был буржуа, и потому Порпортук откупил у него его долю в прииске. Порпортук довольствовался кропотливым накоплением. Клаки-На вернулся в свой большой дом – и начал тратить. Порпортук прославился как самый богатый индеец на Аляске и не брезгал ростовщичеством. Клаки-На весь был анахронизм, пережиток средних веков, боец и бражник, наслаждавшийся вином и песнями.