Любовь к жизни. Рассказы - [275]

Лон поставил ужин на необтесанный сосновый стол, и мы набросились на еду.

Собачий вой заставил женщину подойти к дверям. Она приоткрыла их на дюйм и прислушалась.

– Где Дэйв Уолш? – спросил я вполголоса.

– Умер, – отвечал Лон. – Быть может, в аду. Почем я знаю! Помалкивайте!

– Но вы только что сказали, что надеялись застать его здесь, – подзадоривал я.

– О, заткнитесь же, Бога ради, – отвечал Лон так же тихо.

Женщина затворила дверь и вернулась на свое место; а я сидел и размышлял над тем, что человек, велевший мне «заткнуться», получает от меня в месяц двести пятьдесят долларов жалованья и полное содержание.

Лон мыл тарелки, а я курил и наблюдал за женщиной. Она казалась еще красивее; красота ее, правда, была несколько странной. Поглядев на нее пристально в течение пяти минут, я принужден был вернуться в реальный мир и бросить взгляд на Лона Мак-Фейна. Этот взгляд убедил меня, что, вне всякого сомнения, женщина тоже была реальной. С самого начала я принял ее за жену Дэйва Уолша; но раз Дэйв Уолш умер, она могла быть только его вдовой.

Мы рано улеглись, ибо назавтра нам предстоял долгий путь; а когда Лон забрался под одеяло подле меня, я решился задать ему вопрос:

– Эта женщина сумасшедшая?

– Вконец рехнулась, – отвечал он.

И прежде чем я мог формулировать следующий вопрос, Лон Мак-Фейн заснул. Я мог бы поклясться в том. Он всегда засыпал таким образом: заползет под одеяло, закроет глаза – и улетит в царство сна, оставляя за собой только спокойное, ровное дыхание. Лон никогда не храпел.

Наутро надо было быстро позавтракать, накормить собак, нагрузить сани и пуститься в путь по снежной тропе. Мы простились, когда сани двинулись, а женщина стояла на пороге и провожала нас. Я унес с собой образ неземной красоты прямо под веками: мне стоило только смежить их, чтобы в любой момент увидеть ее снова. Тропа была непротоптана, так как озеро Неожиданностей лежало далеко от проезжих путей, и мы с Лоном сменялись, утаптывая дорогу своими большими подбитыми лыжами, чтобы собаки могли подвигаться вперед.

«Но вы сказали, что надеялись встретиться с Дэйвом Уолшем в бараке?» Этот вопрос не раз вертелся у меня на языке. Но я его не задал. Я мог подождать до полудня, когда мы расположимся на отдых. Но когда полдень наступил, мы все еще шли прямо вперед, так как Лон объяснил мне, что у разветвления Тили находится стоянка охотников за оленями и мы можем добраться туда до наступления темноты. Но мы не добрались туда к этому времени, потому что Брайт – вожак своры – сломал себе лопатку и мы провозились с ним час, прежде чем решились застрелить. Затем, при переходе через кучу деревьев на замерзшем русле Тили, сани потерпели аварию, и мы принуждены были остановиться и починить полозья. Я варил ужин и кормил собак, пока Лон производил починку; а затем мы вместе пошли, чтобы набрать льда и топлива на ночь. После этого мы уселись на свои одеяла, в то время как наши мокасины, насаженные на шесты, дымились у костра. Мы курили вечернюю трубку.

– Вы не знали ее? – неожиданно спросил Лон.

Я покачал головой.

– Заметили ли вы окраску ее волос и глаза и цвет лица? Ну так от этого она и получила свое прозвище… Она была словно первый теплый луч золотой зари. Оттого ее и прозвали Золотой Луч. Слышали вы когда-нибудь о ней?

У меня осталось неясное воспоминание о том, что я где-то слышал это имя, но оно ничего мне не говорило.

– Золотой Луч, – повторил я. – Это звучит как прозвище кафешантанной певички.

Лон покачал головой.

– Нет, она была порядочной женщиной – по крайней мере, в этом смысле; и все же она совершила тяжелый грех.

– Но почему вы все время говорите о ней в прошедшем времени, как будто она умерла?

– Из-за мрака, покрывшего ее душу, – мрака, подобного мраку смерти. Золотой Луч, который знал и я, знали и в Доусоне и на Сороковой Миле, – угас. Безумное существо, которое мы видели прошлой ночью, – это не Золотой Луч.

– А Дэйв? – спросил я.

– Он построил этот барак, – ответил Лон. – Он построил его для нее… и для себя. Он мертв. Она ждет его там. Она наполовину верит, что он не умер. Но кто может знать причуды свихнувшегося мозга? Может быть, она и совсем верит в то, что он не умер. Как бы то ни было, она поджидает его там, в бараке, который он построил. Кто воскресит мертвых? И кто воскресит умерших заживо? Во всяком случае, не я. Вот потому-то я и сказал давеча, будто надеялся застать там Дэйва Уолша. Ручаюсь чем угодно, что я был бы более удивлен, чем она, если бы встретил его там прошлой ночью.

– Я не понимаю, – сказал я. – Начните сначала, как подобает белому человеку, и расскажите мне всю историю.

И Лон начал рассказывать:

– Виктор Шове был старый француз, родом из Южной Франции. Он прибыл в Калифорнию во время золотой горячки. Был он пионером. Золота он не нашел; но вместо того сделался продавцом солнечного света в бутылках, – короче сказать, виноградарем и виноделом. Это-то и привело его в Аляску в первые дни. Он перевалил через Чилкут и пошел вниз по Юкону еще до открытия Кармака. Старое городище на Десятой Миле было заложено Шове. Он отвез первую почту в Арктик-Сити. Он сделал заявку на каменноугольные копи на Поркьюпайне лет двенадцать тому назад. Он участвовал продовольственным паем в прииске Лофтус в округе Ниппеннук. Виктор Шове был добрым католиком, любившим две вещи на свете: вино и женщин. Вино он любил всех сортов, а женщину только одну, и эта женщина стала матерью Мари Шове.