Любовь к жизни. Рассказы - [274]

К бараку мы подошли внезапно. В течение целой недели пути мы не видали ни одного барака, и, по моему мнению, было мало шансов дойти до какого-нибудь жилья в течение еще одной недели. И вот он стоял тут, прямо перед моими глазами, – настоящий барак с тусклым светом в окне и с дымом, поднимавшимся завитками над трубой.

– Почему вы не сказали мне, – начал я, но был прерван Лоном, который пробормотал:

– Озеро Неожиданностей… лежит за одну милю отсюда… по маленькой тропинке. Это, собственно говоря, пруд.

– Да, но барак? Кто в нем живет?

– Женщина, – был ответ.

В следующую минуту Лон уже стучался в дверь, и женский голос пригласил его войти.

– Вы недавно видели Дэйва? – спросила она.

– Нет, – небрежно отвечал Лон. – Я пошел в другом направлении, вниз к Серкл-Сити. Дэйв ведь пошел вверх по дороге в Доусон, не правда ли?

Женщина кивнула головой, а Лон принялся выпрягать собак, пока я разгружал сани и втаскивал провизию в барак. Это было большое помещение в одну комнату, и женщина, очевидно, жила в нем одна. Она указала на печку, на которой уже кипела вода, и Лон взялся за приготовление ужина, а я открыл ящик с рыбой и кормил собак. Я ждал, что Лон нас познакомит, и был озадачен, ибо он этого не делал, хотя они, по-видимому, были старые приятели.

– Вы – Лон Мак-Фейн, не так ли? – услыхал я вопрос. – Да, теперь я вас вспомнила. В последний раз я видела вас на пароходе? Правда? Я помню, что…

Ее слова вдруг как будто замерли на устах от ужаса, который, как мне показалось, засветился в ее глазах от какого-то внутреннего видения. К моему удивлению, и Лон был взволнован ее словами и манерой. Лицо его выразило отчаяние, а голос прозвучал тепло и сердечно, когда он проговорил:

– В последний раз мы встретились в Доусоне. Был юбилей королевы, или рождение, или что-то в этом роде, – помните? Были гонки в каноэ вниз по реке и скачки с препятствиями по главной улице.

Ужас исчез из ее глаз, и все ее тело словно опустилось.

– О да, я помню, – сказала она. – Вы победили в одной из лодочных гонок.

– Как удалось Дэйву в последний раз? Вероятно, он нащупал жилу так же блестяще, как и всегда? – спросил Лон, без видимого отношения к предыдущему разговору.

Она улыбнулась и кивнула головой, а затем, заметив, что я разворачиваю постель, она указала на ту часть барака, где я мог расстелить. Ее койка, как я заметил, помещалась в противоположной стороне.

– Когда я услыхала ваших собак, мне показалось, что едет Дэйв, – сказала она.

После этого она уже ничего не говорила, довольствуясь тем, что следила за поварскими операциями Лона, и порою прислушивалась, не раздастся ли на дороге собачий лай. Я развалился на постели, курил и наблюдал. Здесь была какая-то тайна. Это было для меня ясно; но больше я ничего не сумел установить. Почему, черт возьми, Лон даже не намекнул мне ни о чем до самого нашего приезда? Незаметно для нее я рассматривал ее лицо, и чем дольше смотрел, тем труднее становилось отвести глаза. Это было дивно прекрасное лицо – неземное, сказал бы я, с каким-то внутренним сиянием или с выражением чего-то, «чего не было ни на земле, ни на воде». Страх и ужас совершенно исчезли, и лицо было спокойно-прекрасно… если словом «спокойно» можно выразить то неосязаемое скрытое нечто, которое я так же мало мог бы назвать «светом» и «сиянием», как и «выражением».

Внезапно, как бы впервые взглянув на меня, она заметила мое присутствие.

– Вы недавно видели Дэйва? – спросила она.

С моего языка чуть не сорвалось: «Какого Дэйва?», когда Лон кашлянул сквозь пар, поднимавшийся над шипящим салом. Этот кашель мог происходить и от пара, но я понял его как знак и не задал своего вопроса.

– Нет, не видал, – отвечал я. – Я новичок в этой части страны…

– Но вы не хотите сказать, – прервала она, – что никогда не слыхали про Дэйва, про Большого Дэйва Уолша?

– Видите ли, – извинился я. – Я новичок в этой стране. Я жил на низовьях, по дороге в Ном.

– Расскажите ему про Дэйва, – сказала она Лону.

Лон казался смущенным, но начал рассказывать тем задушевным, сердечным тоном, какой я знал у него и прежде. Тон казался мне, пожалуй, слишком задушевным и сердечным, и это меня раздражало.

– О, Дэйв – это замечательный человек, – сказал он. – В каждом дюйме чувствуется настоящий мужчина. В нем шесть футов и четыре дюйма – без башмаков. Слово его – свято, как договор. Врет тот, кто говорит, что Дэйв когда-нибудь солгал. Такой человек будет иметь дело со мной… если только от него что-нибудь останется после того, как Дэйв разделается с ним. Потому что Дэйв – боец. Да, он старый вояка. Он ходил на медведя с игрушечным ружьем – калибр .38. Он получил несколько царапин, но знал, что делает. Он спустился в нору, чтобы убить этого мишку. Он ничего не боится. Сорит деньгами; а когда денег нет, готов отдать последнюю рубашку. Да, он в три недели высушил вот это озеро Неожиданностей и добыл из него девяносто тысяч. Не так ли?

Она зарделась и с гордостью кивнула головой. С живейшим интересом она следила за каждым словом его рассказа.

– И я должен сказать, – продолжал Лон, – что страшно разочарован оттого, что сегодня не застал здесь Дэйва.