Любовь из металла - [35]

Очень тихо он издал для меня, из своей собственной голосовой коробки, точный звук звонка сотового телефона. Такой, какой можно услышать в старых фильмах. Я подпрыгнула.

— Это трюк.

— Я хотел рассмешить тебя. Не шокировать.

— Конечно, ты меня шокировал.

— Скажи мое имя, — приказал он.

Я посмотрела на него. Затем произнесла: «Верлис». Верно сказав с первого раза, не споткнувшись на какой-то непроизносимой первой «C» в слове «Сильвер».

— Мы можем, — говорил он, — провести вместе остаток вечера. И ночь, если ты хочешь. Без секса, если ты не захочешь. Мы можем гулять, разговаривать, пойти куда-нибудь потанцевать, или кутить на эту мою бездонную карту. Или есть. Как твой желудок, кстати?

— Я солгала, — ответила я. — Мне стало плохо из-за нервов.

— Еще один камень в мой огород, — сказал он. — Лорен, я, правда, считаю, что тебе нужно остаться со мной на эту ночь, или не останется ко мне никакого доверия.

— Со мной это не пройдет, — возразила я, покачивая по кругу вино в бокале.

— Потому что ты прочла Книгу Джейн и знаешь, как все происходит. Я пытался сказать тебе, что все не так.

— Она хотела верить, что ты человек.

— Многие люди хотят, и будут хотеть, верить в это. И если им это нравится, я приму. Для тебя, если тебе так больше нравится, я могу использовать звонок мобильника, когда мы наедине.

Он улыбнулся так… победно. В любом случае, меня уже победили. И я продолжала играться с вином.

Затем он сказал мне, своим собственным голосом, приглушенным и проникновенным для барабанных перепонок моих ушей:

— У тебя тигриные глаза.

— Что, не раковины каури? — резко ответила я, прежде чем смогла остановить себя.

— Слова Джейн, — сказал он.

— Глаза Джейн. По крайней мере, она писала, что ты так ей говорил.

— Я не хочу говорить о Джейн.

— Ты сказал, что они нашли ее.

— Нашли. И я говорил. Думаю, теперь мы все расставили на свои места.

Что-то в нем — его улыбка, да, теперь я увидела, — превратилось в лед. И то, как он отвернулся, как если бы я внезапно наскучила ему. Демонстрируя свое упорство, я теряла его сильное, временное расположение.

Затем он встал.

— Пойдем?

Молча мы забрали свою верхнюю одежду. Когда мы проходили мимо мужчины за стойкой, Верлис, как «его мать», еще раз сказал что-то на итальянском. Они пожали руки, человек и машина. На тротуаре улицы Верлис кивнул мне.

— Спасибо, — сказал он, холодно и недружелюбно, как другие, которых я знала, — за твое время. Нам надо будет как-нибудь повторить. Вместе промокнуть.

Я отвернулась и посмотрела через улицу. Я не знала, что ответить ему.

Тогда он сказал:

— Возможно, одну вещь тебе следует знать. Ты была первой. Не интересно? Ладно. Увидимся, Лорен.

Я дернулась и уставилась снова на него, хмурясь:

— Первой.

— В койке.

— Ты… говорил, у тебя до этого уже было два партнера.

— Естественно. Я упоминал о своей способности лгать. Разве не было бы тебе совершенно неловко трахать меня, если бы ты знала, что у меня не было никакого опыта до этого? Да, я демонический любовник. Я могу делать все это и даже такое Это, о чем большинство из вас не смогло бы с кем-то поделиться. Я могу все это тоже. Но никогда не делал.

— Я не верю тебе.

— Вполне справедливо.

Мне пришла в голову смутная мысль, что со стороны мы выглядим как любая ссорящаяся пара.

— Ты говоришь, что был девственником. Но это идиотизм, ты не девственник. Ты спал с другими людьми в прошлом, до…

— Я не тот, кем был раньше. Уясни это уже, Лорен. Понимаешь? Я новый, все с нуля. Какого хера, ты думаешь, я в ужасе от того, что мне придется снова увидеть ее, эту женщину из прошлой жизни? Кажется, я был для нее всем. Но сейчас я ни хера не чувствую к ней. Если хочешь знать, к тебе я испытывают гораздо больше.

— Стоп, — выпалила я. — Ради Бога…

— Это тебя пугает, да? А мне каково, ты не подумала?

В его голосе… отвращение.

Способен он на такое? Как его программа допускает это… но он может лгать, он может искажать наблюдение и создавать другую картинку. Он может имитировать сотовый. Он, может быть, способен изменять форму. О, думается, он вполне может испытывать и отвращение.

Я прислонилась к стене кафе. Чувствовала себя ослабевшей и ошеломленной, и он пугал меня. Все вокруг пугало. И я не могла заставить себя сказать ему: «Оставь меня в покое».

Я принесла свои обеты. Прах, страх, крах.

— Я прошу прощения, — сказал он. Он уже говорил это раньше. Он звучал безучастно. — Я провожу тебя домой. Давай, дай мне свою руку.

Я отдала ему свою руку.

— 2 —

Бирюзовый.

Больше голубой, нежели зеленый. Таков для меня цвет любви. По крайней мере, чувственной любви.

Буду ли я теперь всегда так думать? Ассоциировать этот оттенок с этим действием?

Кто знает.

Этот опыт не был похож на предыдущие. И на тот раз с ним.

Застенчивая Джейн сказала, что не будет углубляться в детали.

Я же хочу углубиться в детали.

Вот именно, я хочу записать их здесь, страницы, целую книгу о том единичном соитии на бирюзовых простынях постели.

По моей просьбе он удалил искусственный загар. Смыл его в душе, один, и когда вернулся, он был обнажен, за исключением волны волос, которые снова приняли свой оттенок красного бархата, стекающего вниз по голове, и завивающихся волос в паху. О, у