Любовь, или Не такие, как все - [10]

– Я заметил.

Забийворота снял фуражку, вынул из нее носовой платок, протер лысину и шею.

– Вот что, девка. Есть у меня к тебе деловое предложение…

Таська внимательно выслушала мента. Хомяк предупреждал – с незнакомыми мужчинами разговаривать как можно меньше, не принимать никаких подарков или предложений, держаться мест, где много народу и можно позвать на помощь. Но она уже столько раз нарушала этот родительский наказ, что теперь-то уж и смысла не было о нем вспоминать. Тем более что предложение оказалось заманчивым.

– Идет, – согласилась она.

– Все поняла?

– Да поняла же, поняла!

– Не заблудишься?

– Ваши инструкции исчерпывающи, товарищ лейтенант.

– Забудешь…

– Я ничего не забываю!

Лейтенант скептически посмотрел сначала на Таську, потом на ее сумку.

– Ну смотри, заблудишься – я тебя искать не буду.

Таисия чмокнула милиционера в щеку и убежала.

– От идиётка, – хмыкнул Забийворота, прикоснувшись к поцелую пальцами. Проводил взглядом Таську и вернулся на рабочее место.

А Таська бежала, напевая «Шизгару», и чувствовала, как начинает любить этот город, этих людей и этот мир. При этом она повторяла про себя все, что сказал лейтенант.

«Короче, слушай. Сейчас пойдешь по главной – проспект Ленина называется».

Таська посмотрела на табличку с надписью «Проспект Ленина», аккуратно прибитую к стене, кивнула и пошла дальше. Судя по солнцу, улица была ориентирована на восток.

Навстречу ей торопился народ. Кто-то шел сам по себе, кто-то в компании, кто-то волок за собой детей – очевидно, в детский сад. Люди переговаривались вполголоса, дети плакали или умильно лопотали, из некоторых окон доносились обрывки радиопередач, песен – отечественных и зарубежных, даже где-то зудела гаммы скрипка. Все эти звуки Таське очень нравились, потому что она была сама по себе, и никто не вентилировал ей мозги.

Время от времени мимо дребезжали оранжевые рейсовые автобусы, до отказа забитые людьми. В обратную сторону они ехали почти пустыми. Таська испытывала к тем двум-трем пассажирам, которые ехали в пустом салоне, что-то вроде зависти. Едут себе, ни с кем не толкаются, не скандалят. Хоть какое-то время могут побыть в одиночестве. Таська не понимала, почему люди боятся одиночества. Те редкие моменты, когда она оставалась одна, всегда были самыми счастливыми.

Мысли об одиночестве прервал голос лейтенанта в голове.

«Улица длинная, никуда не сворачивай. Пройдешь до самого памятника Ленину, обогнешь его справа».

Этот Ильич был совсем не такой, как в сквере у привокзальной площади. Привокзальный Ленин, сидящий на скамейке и читающий газету, по пропорциям казался едва ли крупнее среднего мужчины. Если бы не постамент и не олифа с алюминиевой пудрой, которой выкрасили вождя, можно было бы подумать, что в скверике впрямь сидит и читает мужик.

Монумент же, воздвигнутый на площади, выполнен был из гранитных блоков, швы просматривались, но они придавали памятнику какой-то внутренней силы. Этот Ленин был высотой с трехэтажный дом, пальто на нем развевалось, он куда-то торопился – не то на митинг, не то на заседание Совнаркома. Выражение лица у Ильича деловое – наверняка уже знает, как реорганизовать Рабкрин.

Таська, дурачась, обошла памятник строевым шагом, печатая шаг, вздернув руку в пионерском салюте, равняясь на строгое выражение лица вождя. Разумеется, как и велел Забийворота – справа.

«Там увидишь автобусную остановку, – напомнил лейтенант. – Сядешь в «восьмерку».

Повертев головой, Таська увидела остановочный пункт с непременной скамьей из выкрашенных зеленой краской брусков на бетонных кубах, красно-белые перила, отделяющие проезжую часть от платформы, и пару пенсионерок с рюкзаками, саженцами и сумками, в которых с одинаковой долей вероятности могли находиться как удобрения, так и дневной рацион.

Подкатил полупустой автобус с цифрой 8 во лбу. Таська вошла через заднюю дверь и уселась слева по ходу движения. Пенсионерки сели напротив, спиной к водителю. Двери с лязгом захлопнулись, автобус покатил. Пенсионерки тотчас перестали обсуждать методы борьбы с проволочником и уставились на Таську. Таське такое бесцеремонное разглядывание не нравилось. Ну да, выглядела она немного вызывающе в своем хипповском наряде, но менты же ей про одежду ничего не сказали… А эти смотрели так, будто Таська у них деньги украла.

«Не забудь купить билет, конец месяца, на «зайцев» охота! Вот, держи шесть копеек».

Таська снова шлепнула себя ладошкой в лоб, достала из сумки кошелечек с мелочью и подошла к билетной кассе. Она встала так, чтобы попутчицы видели, как три двушки одна за другой падают в щель плексигласового колпака. Несколько раз покрутив колесико на стальном боку кассы, Таська оторвала высунувшийся из щели, как язык, билет и торжественно вернулась на место. Тетки продолжили прерванный разговор, будто ничего не произошло. Таська уставилась в окно.

За окном сначала тянулся какой-то пятиэтажный микрорайон. Очередь у булочной, очередь у молочной кухни, очередь у продуктового – горожане ждали открытия магазинов. Потом микрорайон резко оборвался, и пошла лесополоса. Впрочем, лесополоса закончилась так же внезапно, как и началась, и потянулся длинный забор, сколоченный из горбыля, за которым виднелись плоские и двускатные крыши маленьких домиков, покрытых где-то толем, а где-то и шифером. Через минуту автобус вписался в узкий, явно односторонний, поворот и остановился.