Любовь и война - [60]

Молодая крестьянка уже протягивала пленнице свое платье и при этом, как ни странно, смотрела на нее с откровенной жалостью. Во всяком случае, ненависти в ее глазах не было. Однако Китти все же пояснила:

– Ты же понимаешь, я делаю это против воли! Извини.

– Вы тоже янки? – с интересом спросила крестьянка.

– Еще чего! – раздраженно фыркнула Китти. – Они захватили меня в плен. Как жаль, что ваши мужчины не пристрелили их там, на дороге, – тогда я получила бы свободу.

– И куда вы теперь?

Китти сочла довольно оскорбительным недоверчивый тон, которым был задан вопрос, но ответила:

– Сама не знаю. Вроде бы они что-то говорили про генерала Гранта. Это такой янки. Он командует войском где-то на границе Миссисипи, точно не знаю. Но если все же сюда придут конфедераты, расскажи им, что янки держат в плену Китти Райт… Я родом из Голдсборо, из Северной Каролины, и меня похитил прошлым летом человек по имени Люк Тейт. Запомни все хорошенько!

Китти остановилась, заметив странное выражение лица крестьянки.

– Что с тобой? – с тревогой спросила она.

– Послушайте, мисс Райт! Мне еще и девятнадцати нет, а я успела родить троих ребятишек, четвертого собираюсь. Оно для меня не в диковинку – погодков-то рожать, – но вы такая красавица, и тот мужчина во дворе… ну, который самый главный. И уж такой видный собой! Неужели вам плохо с ним?

Китти изумленно посмотрела на крестьянку. Хотя она сама родилась и выросла в деревне, где царила простота нравов, но ей в голову не могло прийти, что можно позавидовать положению пленницы среди оравы солдат, даже если один из них обладает довольно смазливой внешностью.

Кое-как она натянула на себя злополучное платье. Оно оказалась слишком тесным – особенно в груди. Крестьянка не обладала столь пышными формами. Ее декольте теперь было таким же смелым, как у того платья, в котором Китти явилась когда-то на барбекю к Коллинзам.

– Зачем тебе такое низкое декольте? – поинтересовалась Китти.

– Я просила Тома, чтобы он купил мне красивое платье к Рождеству, в котором не стыдно и леди показаться на званом обеде. И вот он отправился в Нэшвилл и купил это платье.

Китти видела, что Том купил дурно пошитое, кричащее платье, но понимала, что даже такой туалет должен считаться верхом роскоши у этой убогой семьи. Повинуясь внезапному порыву, она крепко обняла крестьянку и промолвила:

– Поверь, мне очень жаль. Желаю тебе удачи, и пусть больше ни один янки не забредет в ваши края!

– Ну что ж, кабы не мои ребятишки, может, кто и пришел бы да забрал меня отсюда! – с неуклюжей игривостью заявила она. Но Китти не слышала ее слов, она стремительно влетела в сияющую чистотой кухню. Хозяйка едва поспевала за ней.

– Где вы держите ножи? – осведомилась пленница, окинув взглядом убого обставленное помещение. Она не собиралась упускать этот шанс. Припрятать под юбкой нож… и вонзить его в спину Тревису Колтрейну, дождавшись подходящего момента.

А потом ищи ветра в поле! Второго такого случая может не подвернуться.

Крестьянка бестолково вытаращила на нее испуганные глаза.

– Да ты что, язык проглотила? – в отчаянии зашипела Китти. – Они вот-вот явятся за мной! Быстро говори, где нож!

Казалось, он возник ниоткуда и тут же заполнил собой весь дверной проем – стальной взор, надменно скривившиеся губы.

– Позвольте, принцесса, разве пристало леди в таком роскошном наряде, как у вас, марать прелестные ручки о какой-то противный нож? Это так неженственно!

Китти схватила со стола тяжелую глиняную чашку и швырнула туда, где всего секунду назад находилось его наглое лицо. Он двинулся вперед, тогда как пленница продолжала швыряться посудой. Одна из чашек угодила прямо Тревису в грудь и разбилась вдребезги, однако он не обратил на это внимания. Но вот тарелки кончились и бежать было некуда, а он грозно навис над ней и, крепко ухватив за запястья, привлек вплотную к себе – так что ее грудь уперлась в застежку грубой шерстяной куртки.

Жарко дыша прямо в лицо, капитан заглянул в самую глубину ее глаз. А потом наклонился и поцеловал, грубо и жадно. Колени у Китти стали ватными, и странное тепло шевельнулось внизу живота, и в тот же миг негодяй отстранился столь резко, что бедняжке едва удалось удержаться на ногах.

– А теперь вон отсюда, и немедленно сесть на лошадь! – рявкнул он тем тоном, которым отдавал приказы своим солдатам. – И не забывайте, что вы – леди и будете работать медсестрой на Союз! Не то я сочту, что южанки вовсе лишены чувства собственного достоинства!

Издевательская ухмылка вернулась на прежнее место, и Китти стремительно выбежала из тесной чистенькой кухни, из этой хижины, подальше от него, и поспешила через двор. Жгучие слезы вот-вот готовы были брызнуть из глаз, и пленница в кровь искусала губы, стараясь овладеть собой. Он не заставит ее плакать! И черт бы побрал его за то, что он посмел пробудить в ней те чувства, на которые имел право один лишь Натан!

Она прижалась лицом к конской шее. Внезапно сильные руки подхватили ее и посадили на спину коня. Тревис не улыбался, когда произнес:

– Китти, в один прекрасный день я заставлю вас заплатить по всем счетам до единого.