Любовь и война - [59]

Тем временем выстрелы гремели все ближе, однако, к удивлению Китти, оказалось, что люди Колтрейна и не думают вести ответный огонь. Вскоре стало ясно почему. Из ближайших зарослей раздались крики и ругань, и вскоре трое рядовых из отряда янки выгнали ударами штыков на дорогу двоих крестьян.

– Чертовы простолюдины! – выругался один из янки, с силой толкнув того, что постарше.

– Тише, Бишоп! – одернул рядового капитан, выходя из укрытия. – Дикари не ведают, что творится в мире. Черта с два они вообще когда-нибудь спускались с этих гор…

Крестьянин постарше с вызовом посмотрел на Колтрейна:

– Проклятым янки не место на нашей земле! Чтобы это понять, не обязательно спускаться с гор.

Тревис, не обращая внимания на его слова, внимательно оглядел пленных.

– Стало быть, вы живете где-то неподалеку? – Капитан обратился к тому, что помоложе. Парень молча кивнул. – Ну так ведите нас к себе.

– Вам там нечего делать…

Рядовой по фамилии Бишоп ударил старика прикладом карабина под ложечку, и тот согнулся, охнув от боли. На этот раз Колтрейн не стал вмешиваться.

– Отведи нас к себе. Мы посмотрим, не найдется ли у тебя в хижине сносных припасов и амуниции. А потом отправимся своей дорогой. Будешь послушен – ничего плохого с тобой не случится.

Китти, спотыкаясь, отправилась следом за солдатами, которые вели лошадей в поводу, пока не оказались на небольшом участке земли. Крошечный, но аккуратный домик приютился под сенью огромного вяза. Длинноухий гончий пес, лежавший у порога, подозрительно уставился на незваных гостей, но не двинулся с места.

– Есть кто-то дома? – поинтересовался Тревис, Молодой горец отвечал, что там их семьи – жены и трое маленьких детей.

– Скажи, чтобы вышли наружу и отдали все оружие, которое у вас есть, – приказал капитан.

На крыльце показались две испуганные женщины, за их юбки цеплялись маленькие дети, с любопытством разглядывая прибывших людей. Одна из женщин, маленького роста толстушка, по возрасту соответствовала старику. Вторая казалась довольно миловидной и могла бы считаться хорошенькой, если бы лишения, которыми полна жизнь в горах, не наложили безжалостно печать на весь ее облик.

Тревис с Китти ждали во дворе, пока его солдаты производили поспешный обыск. Корова, несколько цыплят да мул, от которого остались кожа да кости по причине старости и болезни, – вот и все, что удалось обнаружить.

– Проклятие, ловите хотя бы цыплят, – рявкнул Бишоп, сидя в седле. – Зажарим на завтрак. Меня уже тошнит от той жвачки, что мы таскаем в седельных сумках. Да прирежьте, пожалуй, заодно и корову!

Молодая женщина скатилась с крыльца, обливаясь слезами и горестно заламывая руки:

– Пожалуйста, ради всего святого, не режьте нашу корову и не забирайте цыплят! Это все, что у нас осталось… мы и так голодаем! Зима была такая долгая и тяжелая, и если вы заберете последнее – мы не доживем до нового урожая! Пожалуйста!

Она беспомощно цеплялась за ноги Бишопа, и от этого зрелища все внутри у Китти перевернулось. А в следующий миг она увидела, как Бишоп замахнулся прикладом карабина, собираясь ударить крестьянку. Тревис попытался было его остановить, но Китти опередила: не слезая с лошади, она навалилась на солдата всей тяжестью, так что оба скатились на землю.

Ошарашенный Бишоп не сразу понял, что с ним случилось. Придя в себя, он схватил Китти за плечи и стал трясти ее что было сил, яростно ругаясь. Тревис подскочил и оттолкнул солдата в сторону, затем, склонившись над Китти, грубым рывком поднял ее на ноги.

– Вы целы? – спросил он ледяным тоном. Китти не нашла нужным ответить.

Тревис подвел ее к рыдавшей крестьянке и приказал:

– Ступайте в хижину и поменяйтесь с ней одеждой!

– Но это мое единственное платье! – горестно воскликнула женщина. – Мне больше нечего надеть!

– Тебе останется то, что надето сейчас на этой леди. А теперь делай то, что сказано, пока мои люди не тронули твою корову и цыплят. – И он подтолкнул Китти в сторону пятившейся к дому женщины.

– Что вы затеяли? – набросилась на Тревиса Китти, дрожа от ярости. – Зачем вы издеваетесь над бедной крестьянкой? Тем более что отлично знаете: в этой одежде мне удобнее ехать верхом!

– Видите ли, принцесса, – и он наградил ее своей обычной презрительной усмешкой, – женщинам на роду написано носить платья, а не кавалерийские шаровары. А теперь ступайте.

– Черта с два я стану отказываться от той одежды, которая мне нравится! – Она буквально задыхалась от охватившего ее гнева, опасаясь, что в таком состоянии сделает что-нибудь безрассудное, о чем позднее придется пожалеть. – Ни одному мужчине не позволено диктовать мне, что носить! Я всю жизнь ходила в брюках! И не собираюсь грабить эту женщину, забирая последнее платье!

Одним резким движением он схватил ее за ворот рубашки и разорвал ее до пояса. Тут же сверкнули белизной нежные пышные груди. Глазевшие на них солдаты восторженно крякнули, тогда как пленница попятилась, прикрывая руками грудь.

Капитан отчеканил, грозно тряся перед ней пальцем:

– Ступай в дом и сию же минуту переоденься, не то весь путь проделаешь голой!

Китти ничего не оставалось как повиноваться под дружный хохот солдат. От унижения по щекам ее текли горькие слезы, но девушка тут же постаралась взять себя в руки. Она не позволит себе плакать из-за Колтрейна! Никогда! Как бы он ни старался, у него ничего не получится. И если уж кто-то и заплачет, то это будет он, когда в один прекрасный день она приставит дуло к его виску или кинжал к сердцу. Китти поклялась себе всем святым, что отомстит.