Любовь и секс в Средние века - [24]

Эротическая свобода и поощрение «противоестественного» быстро перерастает в серьезную проблему для церкви. Многие прегрешения гностиков против библейского закона укрепляют церковников в убеждении, что ересь и безнравственность неразрывно связаны друг с другом. Это подозрение не так уж и ошибочно. С позиций римской духовной власти, гностики действительно придерживаются «еретической точки зрения». Однако самое существенное различие между церковью и гностиками состоит в строгом разделении тела и духа, которое проповедуют последние. Церковь же всегда была монистической и натуралистической, что отчетливо проявляется в вероучении о смерти и воскресении. Без тела воскресение для церкви немыслимо, ибо мертвые спят до той поры, пока не воскреснут во всей своей телесности на Страшном суде. В соответствии с этим в Средние века всякое привидение состоит из плоти и костей и никогда не бывает воздушным, бесплотным, полупрозрачным созданием.

Возмутители спокойствия

Раннехристианские секты проходят долгий путь. Они меняются, распадаются, исчезают, а затем оформляются заново — их легко узнать в обновленческих движениях рубежа тысячелетий, которые ставят под сомнение вероучение официальной церкви. С такой же смелостью заявляют о себе и борцы-одиночки.

Франциск Ассизский[31] выбирает мягкий путь, собственной жизнью подавая пример возврата к бедности и раскаянию. Арнольд Брешианский[32] с пламенным красноречием заявляет господствующей системе об общинной бедности. Сам он заканчивает путь в 1155 году на костре, но его идеи пробивают себе дорогу, их признают и пытаются осуществить на практике целые общины. На горизонте появляются первые признаки Реформации, правда, еще в окраске раннего Средневековья. Идет борьба против социального неравенства, разоблачаются привилегии, корыстолюбие и высокомерие аристократии и духовенства, раздаются голоса против культа святых, иконопочитания и, в конце концов, против римско-ортодоксального толкования христианской традиции. Это движение осознает себя как буржуазно-демократическая оппозиция деспотизму Римской церкви. Его главная цель — священники из мирян и мирская Библия, а также усиление нравственной и общественной независимости от церкви.

В то же время на обочинах церковной жизни процветают ересь и тайные союзы. Манихеи проникают в Западную Европу через Далмацию, Болгарию и Италию и оседают в Южной Франции. Это движение еще содержит элементы восточного язычества и даже сохраняет древние культовые ритуалы и колдовские практики. Во Франции оно вызывает особенный резонанс, поскольку здесь на пороге нового тысячелетия еще можно встретить живые воспоминания о языческом прошлом. В некоторых церквях стоят изображения идолов дохристианских времен, кое-где сохраняются мистерии древних друидов. Это возможно благодаря отдаленности от Рима, а также экономической и политической независимости этой страны.

Несмотря на многочисленные исследования, сегодня уже не представляется возможным в точности реконструировать учения еретиков. Их культы осуществлялись в основном тайно, и, кроме того, количество сект было очень велико, так что, несмотря на их кажущуюся сплоченность, вряд ли можно вести речь о едином учении.

Тем не менее все вместе они опровергают воззрения Римской церкви. Христианский Бог понимается как враждебная жизни власть, преграждающая доступ к истинному блаженству. Из-за узости церковной морали Бог видится скорее основателем ущербного мира, полного предрассудков и запретов. Поэтому «чистые» отрекаются от Него и ищут спасение души в новых путях. Неподатливая враждебность христианства по отношению к телу получает жесткий отпор: еретики хотят жить в соответствии с новыми идеалами и по-другому переживать инстинкты, которые до сих пор спали в душе. Возникла потребность в новых богах, которые, не откладывая осуществление надежд на потом, сразу исполняют все желания.

Антицерковь катаров

Особенно сильное влияние приобретают еретики в Южной Франции, где они называют себя альбигойцами — по имени города Альби, одного из их центров, — или катарами, то есть «чистыми». С XI по XIII век они властвуют почти по всей Южной Франции; за ними стоит не только простой люд, но и привилегированные горожане и, что еще важнее, почти вся аристократия. Они — политическая сила, выбирающая своих епископов и священников, создающая собственный обрядовый церемониал. Вскоре катары становятся мощной, независимой в общественно-экономическом и духовном плане, уверенной в себе и влиятельной организацией — «антицерковью».

Катары не верят ни в ад, ни в чистилище. Они не доверяют Ветхому Завету; для них самая священная часть Писания — Евангелие от Иоанна, особенно пролог. Их учение очень чувствительно к спорным вопросам. Как и гностики, они постулируют вышестоящего и нижестоящего богов. Смерть Христа для них — лишь иллюзия, крест — позорный столб. Они отрицают свободу воли и рассматривают земное существование как экзамен, после которого каждый человек — если он выдержал испытание на земле — возвращается в подлинный, более высокий мир. Даже их злейший противник Бернар Клервоский хвалит последовательно аскетическую жизнь элиты катаров — «избранных» и «совершенных».