Любовь и память - [90]

Ковальский пошарил по карманам, достал двадцать пять рублей, отдал Капустянскому.

— Надо бы побольше, да при себе нету. Низкий поклон ей от меня и от Насти.

На этом и расстались.

А через пять дней получил телеграмму:

«Выезжайте немедленно. Ваша сестра Катя Ковальская в очень тяжелом состоянии».

И, как на грех, Капустянский еще не вернулся из Бердянска.

Олекса в тот же день после обеда выехал. В общежитии узнал, что его вызвали на похороны сестры. Катины подруги рассказали, как все произошло. Оказывается, Капустянский по приезде в Бердянск поселился в гостинице и несколько дней тайно наблюдал за Катериной, ревнуя ее к студенту, с которым она дружила. Потом пригласил ее к себе в номер, якобы для того, чтобы передать гостинцы от брата. Там их и нашли мертвыми, отравленными, как после установила экспертиза, сильнодействующим ядом. Катя лежала возле двери. Видимо, почувствовав неладное, хотела выйти из комнаты. Но дверь была заперта. Капустянский так и сидел за столом, откинув голову на спинку стула. В его руке был зажат ключ от двери. На столе стояла откупоренная, надпитая бутылка вина и два стакана с недопитым чаем.

Как потом узнал Олекса от подруг Кати, за день до этой трагедии Капустянский сделал Кате предложение, но она решительно отказала ему, потому что любила другого. Вот и вся история.

Рассказ Олексы ошеломил Михайла.

После долгого молчания Олекса, скрипнув зубами, глухо сказал:

— Если бы он не покончил с собой — я не знаю, что бы ему сделал. — И спросил: — Где бы здесь выпить чего-нибудь такого… чтобы от души отлегло. Иначе с ума сойду.

— Еще все закрыто, — ответил Михайло.

Не сговариваясь, они вошли в парк, раскинувшийся в центре города, сели на влажную скамью.

Олекса поднял воротник пальто, опустил голову на грудь и, уставясь взглядом в землю, словно застыл. Михайло тоже молчал, не зная, как выразить сочувствие своему другу, да и сам он был до крайности потрясен страшной неожиданной вестью. «Неужели это все правда?! — то и дело мелькало в его голове. — Какая же это нелепость, так оборвать жизнь! И пусть бы уж свою, но как можно губить человека, которого любишь!..» И никак не верилось, что Кати, милой веселой Катеринки уже нет на свете.

Обезлистевшие деревья парка смутно темнели в сизоватой дымке. По бокам аллей лежали кучки уже чернеющих влажных листьев. Прелые запахи поздней осени тоже навевали тоску, будили неясные воспоминания и тревожные раздумья. Почему-то вспомнилось, как еще подростком тоже осенью — тогда как раз задождило и свирепствовали ветры — он, сидя на печи, читал новеллу неизвестного ему автора. Новелла называлась «Месть». В ней рассказывалось, как испанский крестьянин, вернувшись, кажется, с базара, застал дома свою жену с другим. Кончилось тем, что соперники за селом дрались на ножах. Этот жестокий исход глубоко потряс юного Михайла и остался в памяти. Запомнилось и то, что, дочитав новеллу, он, сидя на печке и упираясь спиною в теплую стену, а локтем в узел с солью, стоявший в углу, смотрел в затекшее оконце, прислушивался к завыванию ветра и было так тоскливо, что хотелось плакать. Его уже тогда больно ранила человеческая жестокость, о которой он не только читал в книгах, но сам наблюдал в жизни, глядя на ненасытных сельских богатеев. Однако и бедняки, угнетенные тяжелой работой и черной бедностью, нередко сами зверели. По праздникам они собирались на «беседы» — пили водку, пели грустные песни. Некоторые беседы заканчивались дракой, и тогда в ход шли колья, выдернутые из плетня, тяжелые палки, а то и вилы.

Не раз Михайло был свидетелем задушевных разговоров соседок, приносивших к его матери свое горе. Он слышал их тяжкие вздохи и сдержанный плач. Бывало, и его родители ссорились, что особенно глубоко ранило его сердце. И, видимо, не случайно еще тогда, когда ему и первых порток не шили, когда он ходил в длинной полотняной рубахе, то часто вслух мечтал, как мирно и хорошо, полюбовно они будут жить с Настусей. Ему так хотелось, чтобы взрослые были добрее, ласковее в отношениях и к ним, своим детям. И что он будет именно таким, когда вырастет, он, кажется, уже и тогда не сомневался. Может, поэтому и начал он так рано искать дружбы с девушками, чтобы сердечно отдавать им свою доброту и ласку.

И теперь, сидя в парке, вдруг подумал: «Что же такое любовь? Нет, я знаю — это самое высокое, благороднейшее чувство, данное человеку природой. Как хорошо сказано у Толстого! Когда Наташа уверяла князя Андрея, что он выживет, князь, поцеловав ее руку, начал засыпать, но, засыпая, думал о жизни и смерти. «Любовь? Что такое любовь? — думал он. — Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею». И еще подумал Михайло: «Мудрые уверяли, что любовь неотделима от муки. Недавно я выписал у Бунина, из «Жизни Арсеньева», слова героя: «С матерью связана горчайшая любовь всей моей жизни. Все, все, кого любим мы, есть наша мука, — чего стоит один вечный страх потерять того, кого любишь». Михайло теперь и сам мог бы подписаться под этими словами…