Любовь и память - [55]

— Какое? — насторожился фельетонист, заметив лукавое перемигивание своих собеседников.

— Да вот то, где Сакий воюет с карпом… В селе как вспомнят это место, смеются до колик, потому что Сакий тогда был в Днепровске и вернулся домой, когда в селе уже всю рыбу поели. Так-то.

Михайло сгорал со стыда. Как же он этого не знал?! Один неточный факт может все дело к нулю свести. Выходит, что смеялись не потому, что он смешно написал, а над автором?

Пастушенко, словно угадав его мысль, сказал:

— Ничего, Мишко, не журись, главное — в корень надо смотреть! А в корне и моя вина есть…

XV

Испания, совсем недавно еще такая далекая, словно была она где-то за морями-океанами, вдруг стала родной и близкой. Люди привычно произносили названия ее провинций и городов — Астурия, Валенсия, Севилья, полюбили ее героев — Хосе Диаса и особенно несгибаемую Долорес, прозванную испанскими патриотами Пассионарией, то есть Пламенной.

Райгазета ежедневно печатала вести с испанских фронтов, и молодой сотрудник, комсомолец Кирик Травенко как-то сказал, что он в любую минуту готов поехать на помощь республиканцам, а Маруся Лисовенко, влюбленно взглянув на него, покраснела и серьезно проговорила:

— Я тоже поеду!

— Подожди, Маруся, Кирик пока не едет, а тебе надо вычитывать гранки, — сказал редактор, и все рассмеялись понимающе, по-доброму, а Маруся залилась краской и, схватив гранки, выбежала из комнаты.

Михайлу Испания представлялась такой же солнечной и живописной, как Украина. Ему более всего нравились поэтические названия — Барселона, Валенсия, Овиедо. Как слова любимой песни, он часто повторял романтические и в то же время мужественные названия — Гренада, Гвадалахара. Где-то он вычитал, что арабы называли Гренаду, за ее несравненную красоту, кусочком неба, упавшим на землю. Там — оливковые рощи, виноградники и широкие пшеничные поля. Своими пшеничными полями и солнцем Гренада была для Михайла похожей на Украину.

— Гвадалахара… Гвадалахара… — повторял Михайло непонятное для него слово.

Если бы он знал, что случилось тогда под Гвадалахарой…

Однажды в письме Василь сетовал на то, что утратил связь с Добровым. Посланное ему письмо вернулось к Василю с пометкой: «Выбыл в длительную командировку», а через полтора месяца вернулось и второе письмо, с надписью: «Адресат выбыл».

А тем временем с небольшой группой советских командиров Добров через Польшу и Германию прибыл во Францию. Перебравшись в Испанию, он участвовал в нескольких воздушных боях в испанском небе, и среди республиканцев шла о нем, как о храбром летчике, добрая слава.

Настали теплые мартовские дни. Итальянские интервенты начали наступление под Гвадалахарой и прорвали линию фронта. Борис вылетел на бомбардировку вражеских позиций, его самолет, подбитый зенитным снарядом, загорелся. Доброе дотянул машину до линии республиканских войск и выбросился с парашютом. Его подобрали бойцы республиканской армии и привели к командиру дивизии товарищу Пьетро.

Пьетро! Прославленный Пьетро! Кто же о нем не слыхал! На фронте о Пьетро ходили легенды.

Молодой итальянский рабочий Пьетро Кавальере, спасаясь от «своих» итальянских фашистов, бежал во Францию. А когда газеты сообщили о том, что в Испании произошел военно-фашистский мятеж, — немедля направился туда. В июле 1936 года он был в Барселоне. Организовал «Железный батальон объединенной социалистической молодежи», водил своих побратимов, которые съехались со всех концов света, в горячие бои и из каждого боя выходил невредимым. Друзья, дивясь его храбрости, уверяли, что он заворожен от пуль. В боевой обстановке Пьетро неустанно изучал военное дело, в своем «Железном батальоне» открыл «военную академию», был единственным ее начальником и профессором.

Перед началом наступления итальянских интервентов Пьетро Кавальере был назначен командиром дивизии и получил приказ выступить под Гвадалахару.

— О, мексикано! — радостно вскрикнул Пьетро, когда познакомился с Добровым. (Добров с конспиративной целью назвался мексиканцем, хотя Кавальере сразу догадался, кто он в действительности.) — Мы следили за твоим боем. Таких я люблю. Пока что, Борис, оставайся в дивизии, у нас горячие дела, ты сумеешь помочь. Потом отправим тебя в твой авиаполк.

Поначалу Борис остался при штабе дивизии, потом возглавил пехотный полк. В ходе военных действий дивизия отбила наступление фашистов и первой вступила в Бриуэгу. На улицах далекого города Бриуэгу и пал, смертельно раненный, недавний студент Павлопольского техникума Борис Добров.

Позднее дивизию Пьетро перебросили на северный фронт, чуть ли не к Бискайскому заливу, потому что там значительные силы врага рвались к Бильбао — столице басков, отрезанной от республиканской Испании.

А Доброва похоронили в каменистой земле под Гвадалахарой.

— Гвадалахара, Гвадалахара! — повторял Михайло.

Если бы он знал, что там оборвется жизнь Доброва, которым он восхищался и которого любил, — он бы не произносил с такой легкостью этого слова.

Но он не знал и весело напевал:

— Гвадалахара и ты, Гренада, — кусочек неба, упавший на землю…

В его воображении зеленели виноградники, поля пшеницы, оливковые рощи…