Любовь и память - [40]

Теперь Михайло был почти убежден, что станет неплохим химиком. Но жизнь готовила ему новые каверзы.

VI

Стояло щедрое лето. Было вдосталь дождей и солнца, все уродило — овощи, фрукты, хлеб. Правда, весной пришлось и попотеть как следует: в садах — борьба против плодожорки, а в степи — с карантинными бурьянами, которые неизвестно откуда появились. Люди говорят — в жизни всегда так: рядом с радостью ходит горе.

Михайло приехал домой одетым, что называется, по последней моде: на нем были широкие суконные брюки, подаренные Добровым, полосатая (красная с черным) рубашка и ослепительно белые парусиновые полуботинки, густо побеленные разведенным зубным порошком.

— Второкурсник — это, считай, по всем статьям законный студент, — почтительно высказывался отец, впервые здороваясь с Михайлом за руку. И Василь стал уважительнее относиться к брату, почти не выказывая своего превосходства над ним. Лишь изредка, без умысла, задевал его самолюбие. Дивясь тому, что Михайло за последние годы так вырос, Василь вдруг скажет:

— Даже не верится, что это ты, тот самый Михайлик, что комками земли в маму швырял. Маленьким ты ох и вредным был!

Михайло сам этого не помнил, ему рассказывали, что всегда увязывался за матерью, когда по воду шла. Хорошую питьевую воду носили издалека, чуть ли не от линии железной дороги, идти надо было через чужие огороды, и мальчик всегда чем-нибудь мешал: то вишен чужих нарвет, то наступит на только что высаженную рассаду. Мать оглядывается, кричит на него. А один дядько в сердцах сказал ей:

— Если ты, Мария, со своим висельником и на час не можешь расстаться, то ходи по воду улицами, а не огородами. Из-за него я здесь сторожем должен торчать, что ли?

Мать ничего не ответила, только покраснела от обиды. По улицам идти — большой крюк делать, и решила она больше не брать с собою сына. Но говорят, что маленький Михайлик был не из тех, что слушаются с первого слова. Мать, бывало, всячески изощряется, пока незамеченной выскользнет с ведрами из хаты. И в один, и в другой раз увидел Михайлик возвращающуюся с полными ведрами мать и стал ревностно следить за нею. Звякнут ведра или железные крюки на коромысле — мальчик тут же срывается с места. Мать сперва пробует ласково уговорить его:

— Побудь, сынок, дома, я в один момент обернусь. Ты же хороший у меня, послушный. Побудешь?

— Нет.

Мать обещает ему яичко сварить, когда вернется, или кусочек сахара дать, а в воскресенье взять с собою к бабушке, в Водяное. Но Михайлик ни на что не может променять такого увлекательного похода с матерью в большой сухаревский свет.

Мать сердится:

— Раз ты такой — сиди дома, и все! А пойдешь — от чужих собак отбивать не стану.

Но маленького Михайлика не обманешь. Он знает, что мать не оставит его в беде. В конце концов мать хватает в одну руку ведра, в другую — коромысло и идет со двора. Михайлик — за нею.

— Вернись сейчас же!

— Не вернусь.

— А-а, ты не вернешься, ты мамы не слушаешься?

С этими словами она бросается на него и — ладонью, ладонью по мягкому месту. Обороняясь, мальчик падает на землю. Ему больно, но он не плачет, а лишь тяжело дышит. Мать напоследок дернет его за волосы и крикнет:

— Сию минуту иди во двор, не то и волосы на тебе повыдеру!

Но обозленный Михайлик хватает комочки земли и швыряет ими вслед отдаляющейся матери.

Долго потом давал себя знать Михайлику этот неразумный поступок: стал он школьником, потом — пионером, многое позабылось, но вдруг кто-то из сухаревцев и спросит:

— Чей это парень? Не тот ли, который в родную мать комьями земли бросал?

И тут же окажется охочий подтвердить:

— Он и есть. Разве по нему не видно?

Чужие люди со временем забыли давний Михайлов грех, только Василь долгонько еще, особенно как рассердится на брата, въедливо скажет:

— Чего же от тебя ждать, если ты в родную мать комья кидал!

Это была самая большая обида. Михайло болезненно переживал свою вину перед матерью и не знал, когда и как искупит свой тяжкий грех перед нею. И как ни старался парень, а случалось снова, и не раз, провиниться перед родителями. Мать в сердцах говорила:

— Михайло наш растет таким — хоть оторви да брось. Василек у нас — золотой ребенок, у него бы учился. Да где там!

Пошел Василь учиться в Водянскую семилетку, потом поехал в Павлополь, а дома, в отцовских устах, все более золотел. Мол, с малых лет он был и умным, и послушным, и работящим, не то что Михайлик. А что хорошего видел малый Михайлик от Василя? Каждый раз он с таким нетерпением ждал приезда старшего брата; А тот приедет и словно не замечает Михайлика. Идет Василь со своими друзьями на площадь, к пруду или в посадку, Михайлик — вслед за ним. Василь строго:

— А ты куда?

— Я позади пойду, — упрашивает Михайлик. — Я не буду мешать, я издали…

— Ну вот, шпиона мне еще не хватало. Вернись!

— Василечек! Ну не гони меня, — умоляет младший брат. — Я не помешаю, Василечек!

Иногда мать сжалится над Михайликом:

— Взял бы ты его, Василь. Он же, бедненький, соскучился по тебе. Так уж высматривал тебя, так высматривал, весь исхудал. Ты же снова уедешь на целые полгода…

— И с чего я буду возиться с ребенком?! — сердился старший брат. — Или своих одногодков ему мало? Пусть во дворе бегает.