Любовь и память - [228]

Небольшие вражеские подразделения и разрозненные группы солдат, бесприцельно отстреливаясь, бегут из города по направлению к горам.

Японцы и здесь не оказали серьезного сопротивления. Однако и в Расине разведчикам не удалось захватить «языка». Им вызвались помочь трое местных жителей и вместе с матросами пришли к Леонтьеву. Они взволнованно рассказывали о том, как страшно им было, когда японские солдаты, оставляя город, бросали в окна жилых домов гранаты, стреляли по ним из пулеметов, отчего многие пострадали. Видели также, как советские самолеты бомбили военные объекты самураев, сказали, что четыре наших самолета загорелись в воздухе и упали в горах.

Командир отряда по радио доложил в штаб флота об удачной высадке, о положении в городе, о том, что японские войска отходят в горы. В ответ командование флота приказало установить контакт с разведывательной ротой морской пехоты во главе со старшим лейтенантом Кирилловым и дало ориентиры ее высадки.

Леонтьев поручил Бабичеву выслать трех матросов для связи с Кирилловым. Посланцы не прошли и километра, как встретили морских пехотинцев. Вскоре сам Кириллов сообщил, что его роту из бухты Золотой Рог доставили сюда два больших катера-охотника, причем одним из них командовал капитан-лейтенант Корнюшенко.

Лесняк даже вздрогнул от неожиданности. Он переспросил Кириллова:

— Вы сказали — Корнюшенко. Не русоволосый ли он? Высокого роста, сероглазый?

— Да, высокий, глаза серые. Вы его знаете?

— Друг у меня был в университете, — сказал Михайло. — Евгений Корнюшенко.

— Все точно, — подтвердил Кириллов. — Евгений Сергеевич. Он полгода назад прибыл к нам с Балтики. Характером веселый и успел уже весь наш морской театр хорошо освоить.

— Где же он? Катера-охотники здесь? — спросил Лесняк.

— Возвратились на базу, — ответил Кириллов. — У них работы сейчас — только поспевай…

— Здесь что ни день — сюрприз, — взволнованно сказал Михайло. — Ну, теперь я его разыщу…

Рота Кириллова взяла в плен нескольких японцев, и они сказали, что в сопках, сразу же за городом, около полка японских пехотинцев, которые сооружают укрепления, но, по всей видимости, вот-вот оставят их и отойдут на юг.

Леонтьев тут же послал шифровку в штаб флота. Из штаба приказали передать охрану плацдарма роте морской пехоты, а отряду Леонтьева вернуться на базу.

Леонтьевцы, придя в порт, решили перед дорогой подкрепиться. Как только начали развязывать рюкзаки, прибежал связной от Кириллова и доложил, что их дозор за городом, на Шоссе, встретил передовое охранение советских войск, которые подходят к Расину. Это всех обрадовало, и Лесняк обратился к командиру отряда:

— Виктор Николаевич, может, стоит встретиться с ними? Пусть знают, что мы первыми прибыли сюда…

Леонтьев улыбнулся и отрицательно покачал головой:

— Не трудно догадаться, что вы хотите встретиться с братом, но задерживаться мы не имеем права.

Лесняк давно заметил, что с ними нет Голубенко. Он, как метеор, то исчезал, то появлялся, обвешанный фотоаппаратурой и гранатами, с автоматом на груди. Михайло понимал: фотокор стремится сделать как можно больше снимков для газеты, ищет впечатляющих кадров. А впечатляющего, необычного здесь так много, что у него глаза разбегаются.

И Михайло снова обратился к Леонтьеву:

— Где-то запропастился мой коллега — капитан Голубенко. Не случилось бы с ним чего. Надо бы пойти на розыски, да не знаю, где искать.

— Подождем еще немного, — недовольно проговорил Леонтьев. — Я ценю журналистов, но у нас дисциплина для всех одна.

В этот момент на улице, ведущей из центра города к порту, появилась большая группа людей. Они шли в порт. Впереди, в черной сорочке навыпуск, с непокрытой головой, шел широкоплечий кореец. В руках он держал древко, а высоко над его головой развевалось алое полотнище знамени. Рядом с корейцем, в такт шагам помахивая руками, шел Андрей Голубенко.

Корейцев — больше десятка человек. Они время от времени выкрикивали: «Мансэ!» Остановились в нескольких шагах от десантников, сидевших на ящиках и мешках, разбросанных по пирсу. Андрей, улыбаясь, подошел к Леонтьеву и сказал:

— Пришли к нам представители трудового Расина. Очень хотели встретиться с вами. Они подобрали тела наших четырех летчиков в лесу и двух — вблизи порта. Я сказал им, чтобы погибших передали командованию наших подразделений, которые прибудут сюда завтра.

— Правильно, — сказал Леонтьев.

— Документы двух наших соколов взял с собой, — сказал Андрей. — Если не возражаете — передам в политуправление. Одного из пилотов — Михаила Янко — я хорошо знал. Он из нашего флотского тридцать седьмого штурмового полка.

Позднее Андрею рассказали в политуправлении: Янко в составе шестерки штурмовиков уничтожил в порту Юки три батареи вражеской зенитной артиллерии и потопил один транспорт. А вчера, атакуя укрепления вокруг Расина, прорвался сквозь плотный заслон зенитчиков, сбросил бомбы на военный транспорт, стоявший здесь, и потопил его. При выходе из атаки его самолет подбили, и он загорелся. Высота позволяла выброситься и спуститься на парашюте, но это означало бы плен. И Михаил Янко, развернув свой пылающий штурмовик, направил его на самое высокое здание, в котором размещалось японское командное управление.