Любовь и память - [226]

Из этого рассказа можно было бы сделать вывод, что враг начал эвакуировать свои войска из приграничных районов. Но куда он отходит, на каком рубеже остановится, где собирается дать бой — оставалось неясным.

Бабичев идет к Леонтьеву, чтобы доложить об услышанном от корейцев. Лесняк следует за ним. Леонтьева они нашли в одном большом дворе: он сидел под деревом на перевернутом ящике. Вокруг него стояли комиссар Задонцев, Андрей Голубенко, связные, радисты. Человек пять корейцев — местных жителей разного возраста — сидели на корточках и рассказывали о событиях последних дней. Их рассказы совпадали с тем, что говорили на вокзале Бабичеву и Михайлу двое корейцев.

Леонтьев делает вывод, что японских войск поблизости нет, а куда они отступили и будут ли подходить другие части с севера — придется выяснять утром: уже начало смеркаться, впереди ночь, а места незнакомые.

Радисты развертывают свое хозяйство, связываются с Владивостоком, передают первые донесения. Из штаба флота приказывают оставаться до утра в городе, а далее действовать согласно плану операции. Ночь проходит напряженно. Поздно вечером в районе вокзала и на окраине города поднялась стрельба, десантники приготовились к обороне, но стрельба постепенно утихла.

Лесняк спросил Голубенко:

— Как, Андрей, посчастливилось сделать эффектные снимки?

— При высадке несколько удачных кадров щелкнул, — ответил фотокор. — Да бог с ними, с эффектными, только бы все прошло без кровопролития. На первый взгляд — странная война, посмотрим, как дальше будет…

Вместе с Голубенко Лесняк пошел во взвод Бабичева. Они разыскали отделение Сагайдака, а сам Гордей с несколькими бойцами лежал неподалеку от вокзала на плоской деревянной крыше какого-то низенького сарая. Услыхав голос Лесняка, он тихо сказал:

— Лезь, Мишко, сюда — подальше от крыс и гадюк.

Андрей и Михайло взобрались на крышу и легли, подложив под головы рюкзаки. Ночь такая темная, хоть ножом режь. И почти могильная тишина.

И вдруг в этой тишине раздался полусонный голос Климова:

— Называется — повоевали с самураями. Они: раз-два, ноги на плечи — и будьте здоровы. Ушли из-под самого носа.

— И нам задачку подсунули со многими неизвестными, — в тон ему продолжил Савченко. — Вот мы лежим на сарае, как у себя дома, и не подозреваем, что, возможно, в капкан попали. Может такое быть?

— Перестань болтать! — отозвался Сагайдак.

— А пусть Егор не говорит «гоп», пока не перепрыгнул, — огрызнулся Савченко. — У меня тоже руки чешутся, и мне самураи насолили. Но все же лучше без боя города брать, чем ценой нашей крови.

— Кончайте, хлопцы, пустые разговоры, — серьезно проговорил Гордей. — Давайте подремлем немного.

Михайло, уставший за день, не заметил, как заснул крепким сном. Сагайдак с трудом разбудил его. Лесняк вскочил, осмотрелся — едва-едва намечался рассвет, кругом стояла тишина, но все уже были на ногах.

— Случилось что-нибудь? — спросил Лесняк.

— Дозорные донесли — с севера по шоссейке в нашу сторону движется большая войсковая колонна, — сказал Гордей. — Накаркали вчера наши философы. Мичман приказал быть в полной боевой. Сейчас выдвинемся поближе к шоссе.

Они быстро вышли на заданный рубеж, занятый Сергеем Овчаренко. Там уже был и командир взвода. Отсюда хорошо было видно, как по дороге, проложенной по склону сопки, двигалось по направлению к городу воинское подразделение.

— А может, это не японцы? — высказал сомнение Климов.

— Не видишь, как открыто идут? — ответил ему Савченко. — Идут как у себя дома. Вон сколько их. Нам против них не выстоять.

Прибежал Леонтьев со связным и радистом, присмотрелся к колонне и приказал радисту связаться с катерами, передать, чтоб отшвартовались и были наготове. Колонна слишком велика, ввязываться в бой — бессмысленно.

— Подпустим ближе, — сказал Леонтьев, — наделаем шуму, в суматохе захватим «языка» и уйдем на катера.

Колонна спустилась на равнину, подошла к повороту железнодорожной линии, и уже четко можно было видеть, как в голове колонны двигаются танки.

— Пошли двух сметливых парней на дорогу, — приказал Леонтьев Бабичеву, — пусть вступят в переговоры и заявят, что город в наших руках.

Мичман поручил это дело Сагайдаку и Давыдову.

Гордей и Григорий меж кустами сбежали вниз, а на дорогу вышли по-матросски, вразвалку, остановились посреди дороги, держа наготове автоматы. На поясе у них висело по нескольку гранат. А находившиеся в засаде приготовились к бою. Нарастало напряжение, и все услышали спокойный, хрипловатый голос Леонтьева:

— Без моего сигнала огонь не открывать! Всем следить за колонной.

Пять машин оторвались от колонны, которая заметно замедлила движение. Перед Сагайдаком и Давыдовым танки остановились, из каждого выбралось по одному человеку, и все цепочкой подошли к ним. Вдруг Сагайдак сорвал с головы бескозырку и, повернувшись лицом к своим, энергично замахал ею.

— Наши! — облегченно вздохнул Леонтьев. — Идем!

— Погоди, Виктор, минутку, посмотрим, что будет дальше, — сказал Бабичев. И тут же добавил: — Да, наши. Обнимаются с хлопцами.

Десантники побежали вниз. Гордей шагнул им навстречу, отыскал взглядом Лесняка и крикнул: