Любовь и память - [203]

За «Громом» кильватерным строем шли «Метель» и «Вьюга» — тоже сторожевики. Корабли получили важное задание на показательных учениях: им надлежало провести артстрельбы, торпедные атаки с выпуском торпед, постановку мин и подсекание их параванами — приспособлениями, оберегающими корпус корабля от столкновения с миной, а также выполнить противолодочную оборону со сбрасыванием глубинных бомб. Словом, проверить все боевые возможности сторожевика.

Михайло на баке или на юте затевал разговоры с комендорами, торпедистами, интересовался биографиями матросов, расспрашивал, как идет служба, кто овладевает разными корабельными специальностями, как проходили предыдущие учения. Как-то, стоя на палубе, завел разговор со старпомом, капитан-лейтенантом, и узнал, что его дед — моряк русского флота — принимал участие в Цусимском бою, и обрадовался такой находке: можно будет написать о наследовании традиций.

На другое утро, сидя в каюте, просмотрел свои записи. Их набралось уже довольно много, хотя учения, собственно, еще не начинались. Солнце пригревало, и ему в каюте стало жарко. Он вышел на палубу и даже пожалел, что нельзя сбросить одежду и позагорать, — порядок есть порядок. Даже как-то не верилось сообщению командира, сказавшего в кают-компании за завтраком, что приближается тайфун. Встреча с тайфуном в океане — не весьма приятное событие. Поэтому решили уклониться от него. На лоции пролег новый курс. Однако вскоре на корабль навалился порывистый ветер, по небу поплыли темные тучи. Поднялись волны, которые, ударяя в борт корабля, сотрясали весь корпус. Сторожевик ложился то на один, то на другой борт, носовая часть, высоко подымаясь, вдруг стремительно опускалась вниз, словно летела в бездну. Только теперь Лесняк в страхе подумал: «А что, если я подвержен морской болезни? Опозорюсь перед матросами. Да и перед Андреем тоже».

Палубу заливала вода. Михайло крепко вцепился в поручни, силясь преодолеть чувство страха.

К нему подбежал Голубенко, дернул за рукав:

— Что за бравада? Позеленел, а корчишь из себя морского волка. Слыхал приказ командира: «По верхней палубе не ходить»?

Они спустились в каюту.

Качку Михайло переносил нормально, хотя в груди и в животе часто холодело, будто все внутри собиралось в один комок, подкатывало к горлу и леденило сердце.

Экипаж во время тайфуна проявил исключительную стойкость и выдержку. Как потом выяснилось, один из матросов, несмотря на приступ морской болезни, не покинул своего боевого поста, корабельный кок, хотя и получил несколько ожогов от танцевавшего в руках лагуна — большой медной кастрюли, продолжал готовить обед. Один из матросов в этих чрезвычайно сложных условиях сумел на крайней дистанции обнаружить цель — «противника»…

Экипаж боролся со стихией самоотверженно, поистине отважно, Нет, здесь, видимо, было не легче, чем в боевой обстановке. Лесняку показалось, что поединок со стихией длится невероятно долго, и обрадовался тому, что бешенство тайфуна постепенно начало ослабевать. Океан успокаивался, но учения достигли своего апогея. «Гром» с хода вступил в артиллерийский бой, открыв огонь по щиту. Затем командир повел корабль в торпедную атаку на «противника», которого засекла «Метель». Сторожевик шел полным ходом, вздымая за кормой белогривый бурун. Оглушительно ревели турбогенераторы. Атака достигла кульминации, когда из торпедного аппарата плюхнулись в воду торпеды и понеслись к цели. Это было действительно захватывающее зрелище.

А экипаж уже готовился к новому этапу учений — глубинному бомбометанию по обнаруженным подводным лодкам «противника». Корабль, рассекая форштевнем высокую волну, полным ходом шел на подводную лодку. За кормой, через определенные интервалы, гремели могучие взрывы, поднимая фонтаны, — бомбы шли под воду, обкладывая «чужую» подлодку.

Наконец раздалась команда: «По местам, параваны ставить!» Параваны пошли под воду. Корабль пронесся не больше мили по минному заграждению, как несколько подсеченных мин всплыли на поверхность… Учения закончились успешно.

Возвращались на базу. Вдали по курсу сперва неясно, а далее все четче и четче начал вырисовываться красавец Владивосток, амфитеатром сбегавший с сопок к голубому берегу. Лесняк радовался, как, бывало, при возвращении из Днепровска в родную Сухаревку.

Сойдя на берег, облегченно вздохнул и не смог сдержать счастливой улыбки. Пережил хотя и нелегкие, но незабываемые дни. Теперь он с полным правом мог именовать себя моряком.

VIII

Лесняк с нарастающим интересом следил за сообщениями о положении на фронте: его южное крыло продвигалось на запад, освобождая все новые города и области Украины. Он знал, что в рядах наступающих частей есть и его университетские друзья — Бессараб, Жежеря и Печерский.

Еще до наступления на Ростов генерал-майор Савельев был назначен командиром стрелкового корпуса, дивизию же он передал полковнику Дивакову. И хотя командиром полка уже был майор Кажан, служившие при Савельеве солдаты все еще с гордостью называли себя савельевцами.

После освобождения от фашистских войск городов Ростова и Новочеркасска корпус Савельева был возвращен на реку Миус, переформирован и переброшен на Северский Донец, где его включили в состав Юго-Западного фронта. В середине августа войска этого фронта форсировали Северский Донец и повели мощное наступление на Барвенково и Запорожье.