Любовь и память - [165]

Однако прошло уже много времени, но они до сих пор не встретились. Все это вспомнилось Михайлу, когда он слушал в землянке песни бойцов своего взвода…

Вошел ротный старшина Курдюков, доложил лейтенанту, что обед ему отнесли в блиндаж, и подал команду зенитчикам: «Приготовиться к принятию пищи!» Этой команды все ждали. Бойцы поднялись с мест, затарахтели котелками.

Лесняк молча вышел из землянки.

III

…Вяло, однообразно и медленно ползли будни Лесняковой службы. С утра до вечера — учения с бойцами на огневой, изучение тактики боя с вражескими танками и пехотой, снова и снова — изучение уставов да строевая подготовка.

Раз в неделю взводные под руководством ротного проводили отдельно учения сержантского состава и еженедельно водили бойцов в городскую баню. Раз в месяц приезжала полковая кинопередвижка: ее появления ожидали, как большого праздника, на котором демонстрировались не только художественные, но и документальные фильмы о событиях на фронтах. Изредка Лесняку приходилось дежурить на ротном и батальонном КП.

Из тридцати шести бойцов взвода восемь имели неполное среднее и начальное образование, один был и вовсе малограмотный. Лесняк, с согласия Лашкова и Звягина, организовал общеобразовательную школу. Основы физики, химии, природоведения и географии преподавали сержанты и ефрейтор Орленков, обществоведение — политрук Звягин, занятия по языку и литературе вел Лесняк.

В один из будних дней, когда Лесняк проводил занятия по боевой подготовке, к нему, с незнакомым Михайлу лейтенантом в морской форме, подошел Лашков и лаконично сказал:

— Лейтенант Лесняк! Передайте свои обязанности помкомвзвода. Я привел к вам гостя.

— Есть! — козырнув, ответил взводный и обратился к Осипову: — Продолжайте учения, сержант.

Лесняк подошел к Лашкову и лейтенанту. Незнакомый, подавая Лесняку руку, отрекомендовался:

— Лейтенант Коровин, корреспондент «Боевой вахты».

— Очень приятно, — искренне обрадовался Михайло такой неожиданности.

— Где бы нам сесть? — спросил он, осматриваясь, словно испытывая неловкость. — Простите, что оторвал вас от службы.

— Прошу в мой блиндаж, — сказал Михайло, бросив вопросительный взгляд на ротного.

Лашков в знак согласия кивнул и мягко обратился к Коровину:

— Я буду на КП. Думаю, у вас найдется о чем поговорить с лейтенантом Лесняком. Он, как я подозреваю, и сам пописывает.

В блиндаже, когда Лесняк и Коровин, сидя друг против друга, беседовали, гость поинтересовался:

— Что-то новенькое написали? Может, дали бы нам?

— Написал, но такое, что и показывать боюсь, — смутился Михайло. — На фронте не был, а взялся писать о войне. Ни о чем другом сейчас и думать не могу.

— Бояться, говорят, — в литературу не ходить, — подбадривающе улыбнулся Коровин. — Ну, давайте, давайте рукопись.

Михайло нерешительно поднялся, достал из тумбочки с десяток исписанных четким почерком листков и протянул гостю. Тот вслух прочитал заголовок:

— «Цена земли»… — Пробежав несколько первых строк, проговорил: — Начало, кажется, хорошее. Обещать ничего не буду — пусть почитают наши киты… У нас служит несколько московских писателей, и вы получите квалифицированный отзыв. — Сложив рукопись вдвое, гость втиснул ее в полевую сумку.

В беседе с Коровиным выяснилось, что он родом из Бердянска. Там, в давно уже оккупированном фашистами городе, осталась его старенькая мать. Собеседники с грустью вспоминали родные края, нашли общий язык и расстались в хорошем расположении друг к другу.

Прошло больше недели после встречи Лесняка с Коровиным, и в один из дней, в полдень, когда Михайло был у Лашкова на КП роты, кто-то постучал в дверь. На пороге, с газетой в руках, появился ротный агитатор Устимович и, обратившись к Лесняку, взволнованно сказал:

— Вы здесь? А я по всему парку вас ищу. — Увидев Лашкова, встал навытяжку: — Простите, товарищ лейтенант, что забыл попросить у вас разрешения обратиться к лейтенанту Лесняку.

— Говорите уж, что стряслось? — нетерпеливо спросил Михайло.

— В газете вас… то есть вашу статью напечатали. — Он суетливо положил на стол сверток газет и, схватив одну из них, развернул: — Смотрите, вот внизу: Михайло Лесняк. Кое-кто из наших говорит, что, может, однофамилец. Но не могло же так сойтись: и Лесняк, и Михайло. А?

— Все правильно, Устимович: нашего лейтенанта напечатали, только не статью, а рассказ, — улыбаясь проговорил Лашков. — И не волнуйтесь так, я уже подумал, что какое-то чепе.

— Нет, но кто бы мог подумать, что нашего лейтенанта… чуть ли не в половину страницы, — пытался оправдываться Устимович, затем приставил ладонь к виску, смущенно спросил: — Разрешите идти?

— Идите, — добродушно рассмеялся Лашков и протянул руку Лесняку, стоявшему у стола и едва сдерживавшему свою радость. — Поздравляю, дружище, с первой публикацией у нас, на флоте. Сейчас почитаем, что вы тут сочинили.

— С вашего разрешения, я сперва посмотрю сам, — ответил Лесняк.

— Понимаю, понимаю, — сказал Лашков, подойдя к взводному. Он положил руку ему на плечо и с улыбкой заглянул в глаза: — Идите, Михаил Захарович.

В блиндаже Лесняк несколько раз перечитал свой рассказ, опубликованный в газете «Боевая вахта». Он обратил внимание на то, что по тексту прошлась чья-то опытная рука. Как будто и не много подправлено, но от правки рассказ явно выиграл, едва очерченные образы ожили.