Любовь и память - [136]

— Непременно, Зинько! — согласился Михайло.

«Только кто же из нас уцелеет? — подумал Радич. — И какова будет моя встреча с тобой, Вера?»

У ворот госпиталя друзья обнялись и расстались. Через несколько часов Радич поедет в Саратов и оттуда — на фронт. Лесняк вскоре с группой курсантов окажется в приволжском городке под Сталинградом, где будет проходить стажировку в полку морской пехоты.

X

Радич из Саратова через Балашов доехал до Сталинграда, откуда с трудом пробился к Ворошиловграду, и далее, на попутных грузовиках, — в большое село, где стоял его полк. Полком уже командовал майор Диваков, а подполковник Савельев заменил комдива, погибшего при обороне Горловки. Майор Диваков принял Радича весьма приветливо, внимательно выслушал его просьбу о направлении в «свой» взвод. Правда, от прежнего личного состава взвода осталось, как писал ему в госпиталь Воловик, меньше десяти бойцов, но они были надежным костяком подразделения. Просьбу Радича удовлетворили.

Рота, в которую входил взвод Зиновия, разместилась в церкви, давно превращенной в клуб. Церквушка была деревянной, и, несмотря на то что в ней стояли четыре «буржуйки», раскаленные до малинового цвета, холод пронимал до костей. Бойцы сидели и лежали вокруг «буржуек», то и дело подставляя теплу озябшие спины и бока.

У одной из «буржуек» в кругу бойцов — своих давних боевых друзей — сидел Радич, слушая товарищей об изменениях, происшедших в полку за время его отсутствия. У Воловика в петлицах появились сержантские треугольники. Он заметно исхудал, лицо потемнело, как от загара, усы стали еще длиннее, чем были, и весь он походил на солидного, бывалого воина. Фронтовая жизнь и новые командирские обязанности требовали от него постоянной заботы о своем авторитете.

Неподалеку от «буржуйки» двое копались в разобранном станковом пулемете — широкобровый приземистый ефрейтор Артем Кулик и молоденький, с девичьим лицом, голубоглазый парень, с интересом поглядывавший на Радича. Ефрейтор закончил свое дело, а солдат, вероятно второй номер обслуги, деревянным молоточком подравнивал патроны в кармашках пулеметной ленты.

Радич никак не мог вспомнить, где он видел этого молоденького солдата, и обратился к Воловику.

— Осадчий! — ответил сержант.

Радич пожал плечами: такой фамилии он не слышал.

— Неужели забыли? Когда выбирались из окружения под Уманью, в лесочке на него наткнулись. Девушку там фашисты замучили, а его к дереву привязали… Из того сожженного хутора он…

— Гриша? — переспросил Радич.

— Он самый, Гриша Осадчий, — подтвердил Воловик, обрадовавшись тому, что Радич вспомнил паренька. — Смекалистый он и расторопный. Солдат будет, как штык. Подполковник Савельев определил его тогда в санбат. А он так просился в нашу роту, что майор Диваков не устоял — разрешил. Правда, и мы майора крепко просили…

Гриша, услышав, что разговор зашел о нем, еще ниже опустил голову над лентой.

— Не сомневайтесь, товарищ лейтенант, — сказал Воловик, — Артем его вышколит — классным пулеметчиком станет!

Подошли два бойца — Олекса Ковальский и Денис Ляшок; остановившись в двух шагах от лейтенанта, стали прислушиваться к разговору. Окидывая их оценивающим взглядом, Воловик весело рассмеялся:

— Вот эти, сухаревские, — а их здесь пятеро — в вас, товарищ лейтенант, влюблены, как в девушку. И как же они все переживали, что из госпиталя вас в другую часть могут направить!

— Будто ты, сержант, сам не ждал лейтенанта, как бога! — подкузьмил его Олекса.

— Я — другое дело, — солидно проговорил Воловик. — Мы вон с каких пор вместе воюем. — И, обратившись к Радичу, добавил: — А сухаревцы — ничего не скажешь — справные солдаты, особенно вот он, Ковальский.

— Э, попал бы я сюда, если б не прицепилась ко мне рожа, — глуховатым голосом ответил Олекса. — Моих ровесников мобилизовали, а мне, как назло, ряшку раздуло. Все меня успокаивали: и без тебя, мол, обойдутся, не пустят к нам немца. Дядько Денис, Давид Пружняк, Охтыз Кибец, многие — в истребительном были. И я в нем числился. А приказали: по машинам и — на восток. Кто-то с бухты-барахты нас скопом — в пехоту. А я ведь тракторист, мог бы и на КВ фашистов, как клопов, давить. Так нет — всучили бронебойку…

— А мне все равно, только бы вместе со своими, — быстро вставил реплику Ляшок.

— Вам все равно… — передразнил его Олекса. — Может, вам и то все равно, на чьей земле противника бить? — И обратился к лейтенанту: — Он, дядько Денис, действительную в артиллерии служил. Я еще в Покровке намекнул одному капитану, но тот только чертыхнулся: «Тоже мне специалист — подносчик снарядов… Он знает дважды два, а сейчас алгебра нужна…» Вот так. Может, вам, дядько Денис, как один тут говорил, где б ни воевать, абы не воевать?

— Верно говоришь — лучше бы не воевать. Но если на то пошло, еще увидим, какой из кого вояка, — огрызнулся Ляшок. — Бой покажет. А капитан правду сказал: какой из меня подносчик снарядов, если я отродясь слабосильный.

Перепалка затягивалась, и Радич перевел разговор на другое. Обращаясь к Ковальскому, сказал, что на днях видел Лесняка:

— Он кончает училище в Энгельсе — есть такой город на Волге. Я как раз там в госпитале лежал.