Любовь и месть - [55]

— Я устала, и ты, уверена, тоже. Спокойной ночи, и спасибо за чудесный день.

Мужчина озадаченно поднял брови.

— Ты вдруг стала очень холодной, — недоуменно произнес он.

— Я же сказала, что вымоталась.

— Даешь мне от ворот поворот, да? — Голос грека стал тихим, и в нем появились жесткие нотки.

— Это не слишком деликатное выражение.

— Это не слишком деликатная ситуация.

Судовладелец подошел поближе и остановился, глядя на жену сверху вниз. Глаза Антонии сверкали, а на щеках пламенел румянец. Изящный изгиб шеи подчеркивали соблазнительные кружевные оборочки. Его взгляд спустился ниже, туда, где еще более прекрасные изгибы, дразня, скрывались под газовой паутинкой нежно-зеленого цвета.

— Что случилось, Тони?

Девушка раздраженно вздохнула, прежде чем ответить:

— Я уже дважды говорила тебе, что устала.

Ненадолго воцарилась тишина. Дарос повернулся и странно посмотрел на дверь между спальнями, находящуюся позади него. Он пребывал в молчаливой задумчивости.

— Жаль, — протянул наконец мужчина. — Потому что я полон энергии.

Антония одарила супруга грозным взглядом:

— А говорил, будто утомлен. Поэтому мы и поднялись наверх так рано, мы все.

Красивые губы Дароса тронула веселая улыбка.

— Твоего присутствия, моя дорогая Тони, достаточно, чтобы разбудить меня, каким бы уставшим я ни был.

У девушки все внутри заклокотало от ярости. Что можно ответить на эти слова, не выдавая себя? Она, конечно, могла сообщить мужу, что видела его с незнакомой женщиной, но выбор времени для подобного заявления наверняка покажется ему странным. Нет, Дарос не был дураком. Если Антония сейчас упомянет об Оливии, он быстро сообразит, что его жена поняла все, сказанное Марией.

— Я предпочла бы, чтобы ты ушел, — сухо сказала Тони, чудом умудрившись обуздать свой гнев.

— Но я намерен остаться.

— Я буду сопротивляться! — Слезы бессилия повисли на ее ресницах, когда девушка произнесла свою тщетную угрозу.

— Замечательно. Я однажды упомянул, что мне это доставит удовольствие. — Движение пальца — и свет потух, осталось лишь мягкое розоватое сияние ночника у кровати. — Я не верю в искренность твоего желания сопротивляться, Тони, но скоро мы это проверим. — Дарос рассмеялся и направился к жене.

Со склона отдаленного холма доносился смех, и Антония улыбнулась, входя в дом сестры.

— Они играют на холме, — ответила девушка, когда Пэм спросила, не видела ли она детей. — Удивительно, что ты не слышала их.

— Я занималась делами внутри, — пояснила мать семейства. — Да, теперь я их хорошо слышу.

— У тебя здесь очень мило. — Тони проследовала за сестрой в сверкающую чистотой кухню и села. — Как дела на работе?

Все было хорошо, заверила ее Пэм, упомянув о коротком рабочем дне и шефе, который с пониманием относится к ее затруднениям. Фотограф разрешил ей самой распределить свои рабочие часы так, как ей удобно, когда у детей начнутся рождественские каникулы.

— Конечно, я не стану сокращать продолжительность рабочего дня, потому что не хочу злоупотреблять его великодушием, — добавила сестра. — Но с его стороны было очень мило это предложить, ты согласна?

— Я согласна, Пэм. И я испытываю огромное облегчение, зная, что у тебя все в порядке, — призналась Антония. — Мне было очень больно видеть тебя в безвыходном положении, в котором ты находилась прежде. И я боялась, что в конце концов ты сорвешься.

Пэм улыбнулась. Она снова похорошела, и тень грусти в ее глазах с каждым днем таяла.

— Было тяжело. У меня никогда не оставалось времени для себя… И дети начинали меня тревожить. Я за многое должна поблагодарить твоего мужа, Тони. — В голосе сестры прозвучали вызов и разочарование. — У него столько хороших качеств, что… что… — Она замолчала.

— Что ты не можешь поверить в его скверное обращение со мной? — завершила Антония ее незаконченную мысль.

Дарос уехал в Афины через два дня после их маленького спора в спальне, и Тони не видела его вот уже две недели.

— Я не понимаю другого, — заявила Пэм. — Если он хочет Оливию, тогда почему он… По какой причине он сделал аннулирование брака невозможным? Чепуха какая-то, Тони.

— Оливия явилась со своим раскаянием позже.

Хозяйка дома выключила чайник и заварила чай.

— Их интрижка не может привести ни к чему серьезному, — уверенно заявила Пэм, ставя на стол поднос с изящным китайским сервизом.

Тони задумалась; она прислушивалась к голосам резвящихся племянников, но ее мысли были посвящены другому предмету. Она не имела реальных доказательств существования интрижки. На основании увиденного можно было судить лишь о возобновлении хороших отношений, об исчезновении враждебности, которую Дарос питал по отношению к бывшей невесте, которая обидела его когда-то. С другой стороны, если между мужем и Оливией не было романа, почему он вообще с ней встречался?

— Если они любят друг друга, — наконец пробормотала Тони, озвучивая свои опасения, — тогда их связь должна привести к чему-то серьезному. Муж м-может попросить меня… попросить меня о разводе, когда умрет его дедушка. — Даже думать об этом для нее было так же больно, как поворачивать нож в сердце. И когда он стал ей настолько дорог?