Любовь и маска - [32]

Трезвый взгляд не помешал ни Эрдману, ни Массу позднее — после возвращения из ссылки — работать с голубоглазым златоустом Гришей над «Волгой-Волгой».

А вот автор словца «хозяйка» — оператор В. Нильсен, двадцатишестилетний в пору «Веселых ребят», — сняв с Александровым «Цирк» и часть «Волги-Волги», после ареста уже никогда не вернулся.

«Хозяйка» приехала в Гагры, взяв расчет в театре.

Орлову уговаривали — завоеванное положение, главные роли, а кино — сегодня есть, а завтра о тебе и не вспомнят, да и роль-то, насколько известно, не то чтоб очень…

Вряд ли она стала кому-либо объяснять, что не из-за роли и не из-за фильма она уходила, — прежде всего из-за того, кто этот фильм снимает.

А уже если говорить о роли… Со временем она увеличилась и по объему, ощутимо сместившись к эмоциональному центру фильма.

Уже были сняты несколько сцен на даче «Черный лебедь», на пляже, и ни для кого не являлось тайной, отчего это режиссер иногда уединяется для репетиций с актрисой, участие которой на следующий день не запланировано.

Когда солнце с античной торжественностью, присущей бархатному сезону, опускалось в море, на площадке воцарялось особое воодушевление конца рабочего дня: предчувствие пивка в номере, быстробыстро снующие реквизиторши, наигранная перебранка осветителей, усталые ассистенты по актерам — почти сплошь женщины, которых можно было узнать по отпечатку невыразительности личной судьбы на мучнистом лице. Так вот, когда снимать уже было невозможно, Орлова и Александров удалялись по берегу: он в малиновом халате, она в синем.

Стоит представить эти густые, теплые вечера, бархатистые, темно-лиловые Гагры, парное сентябрьское море — это ощущение предопределенности встречи: первый фильм, первая работа, он — режиссер, она — актриса… И этот фильм в фильме — перестрелка глаз, задерживающийся наудачу взгляд, чье-то ухмылистое, восхищенное или снисходительное внимание, открытые по ночам окна, белеющие в темноте штаны курортников — по-своему тоже участвующих в их любви, как и деревья на склонах, как песок на пляже, как кривоногие, смешливые осветители, разгуливающие по песку.

Ощущение предельного, не взятого в кавычки счастья, когда все чувства работают, как идеально отлаженная, спущенная с конвейера машина.

Елена Тяпкина — столь же дородная, сколь и даровитая исполнительница роли хозяйки виллы — позднее вспоминала, что именно тогда, в Гаграх, стала свидетельницей «зарождающегося чувства».

Если оно в то время только «зарождалось», то у режиссера. В Орловой оно родилось с первой их встречи. Ей было непросто. Это ведь сейчас в глянцевитых, отредактированных добрыми людьми воспоминаниях начало их романа (как, впрочем, и вся жизнь) выглядит ручейком дистиллированной водицы, без всяких притоков, запруд, каналов (тем паче Беломорско-Балтийских), который вдруг превратился в полноводную реку «Волгу-Волгу».

А тогда для Орловой, с ее скрытностью, щепетильностью, всякое открытое выражение своего чувства было недопустимо.

Придерживаясь тщательно выверенной интонации, она завоевывала режиссера медленно и, можно сказать, в стилистике того фильма, в котором участвовала.

Когда подошло время съемок «пира животных», выяснилось, что многие умозрительные режиссерские придумки практически неосуществимы. Трюк с налакавшимся коньяка поросенком вдохновил было группу, но вот с быком Чемберленом не получалось ничего.

По замыслу — этот несчастный беломордый бык должен был выпить крюшон из вазы и сильно охмелеть. Придумать — придумали, а снять… Александров довольно обстоятельно рассказал об этом эпизоде в своих мемуарах:

«Начали с того, что поставили перед быком ведро с водкой. Бык долго принюхивался, но лакать не спешил. В конце концов стал пить водку, но, охмелев, разбушевался, разорвал веревку, которой был привязан, выбежал во двор студии и начал гоняться за всеми подряд. Приехавшего на мотоцикле ассистента загнал на дерево, а мотоцикл бодал до тех пор, пока тот не заглох. Неподалеку шли натурные съемки. Чемберлен разворотил декоративный газетный киоск, разогнал осветителей.

Решили вызвать пожарную команду и брандспойтами загнали быка в гараж.

Режиссер отправился на консультацию к Владимиру Дурову.

Выслушав его, знаменитый дрессировщик сказал:

— Бык — животное трудное. Недаром говорят: „Упрям как бык“. Приведите его в мой „Уголок“, я понаблюдаю за его повадками, характером, поработаю, а месяцев через пять видно будет, что из него получится.

За это время нужно было снять всю картину.

На студии появился бледный человек с удивительно непроницаемыми черными глазами:

— Я слышал, что вам для съемки нужен пьяный бык?

— Да, важно, чтобы он ходил качающейся походкой… ложился на пол…

— Я гипнотизер, — сказал бледный человек. — Я могу его загипнотизировать, и он будет, как пьяный.

Хотя никто никогда не слышал о том, чтобы гипнотизировали животных, директор группы удалился с черноглазым обсудить финансовую сторону дела.

Чтобы бык не крутил головой, его привязали между врытыми в землю столбами, а черноглазый сел напротив быка и стал таращить на него свои выразительные глаза. Работал он, надо сказать, честно, ни разу не сморгнул в течение четырех часов упорного напряжения, но конце концов, побледнев еще больше, потерял сознание и упал в обморок. Его унесли в студийную клинику, а с быком ничего не случилось — как он жевал с ленцой свое сено, так и продолжал жевать…