Любовь и картошка - [60]

На узкой высокой скамеечке перед парикмахерской сидел, болтая ногами, Ромась, а рядом — парикмахер. Они беседовали на равных, и оба получали удовольствие от разговора.

— Свои сделали,— сказал Юрий Юрьевич.— Чужого бы Индус не пустил.

— Точно, свои,— подтвердил Ромась.— Только кто? Может, теща?

— Может, и теща,— с удовольствием согласился парикмахер.— В семье, как ты знаешь, всякое бывает. Но как она залезла на дерево?

— По веткам. Это на сосну трудно залезть, а на тополь всякий может.

— Нет,— не согласился парикмахер. — Она человек солидный и взяла бы лестницу. Но кто-то должен был подавать ей эти яблоки?

— Может, сам кладовщик ей подавал? — предположил Ромась.

Парикмахер маслено улыбнулся — так ему понравилась эта картина, какую они с Ромасем создали: тополь, возле него лестница, теща Слесаренко развешивает на тополе пепин шафранный и рядом сам кладовщик подает ей яблоки.

— Наверное, сам кладовщик,— подтвердил он.

К парикмахеру и Ромасю подошел Матвей Петрович.

— Бриться,— сказал он мрачно и провел рукой по щеке.

— Не дадут поговорить с человеком,— пожаловался парикмахер. — Вы посмотрите, Матвей Петрович, какие у нас теперь тополя растут... Хороший гибрид получился,— одобрительно сказал он Ромасю.

— Неплохой гибрид,— скромно согласился Ромась.

Через час на бригадном хоздворе благоухающий «Шипром», но все равно не похожий на свежевыбритого человека дед Матвей брезгливо отчитывал кладовщика:

— Чем ты занимаешься?..

— Это не я, — растерянно и нелепо оправдывался кладовщик.— Это теща.

— Что, теща со склада яблоки таскала?

— Да нет, но...

— Сколько там яблок было?

— Да что там было... Три-четыре ящика.

— Вот за четыре ящика и внесешь деньги в кассу.

— Я-то внесу,— согласился кладовщик.— Но яблоками этими кое-кто еще подавится...

А председатель, посмеиваясь, сказал Григорию Ивановичу:

— Ну и сукины дети! Ну и молодцы!.. Я у Васьки спрашиваю: «Твоя работа? Не бойся, ничего не будет».— «Моя,— говорит.— Только я не один был. Одному там не справиться». И я так понимаю, Гриша, что без Сереги твоего там не обошлось.

Григорий Иванович покачал головой.

— Слесаренко с утра к пожарникам бегал. Сам снимать яблоки с тополя постеснялся. Он им литр обещал, если снимут.

— Ну, пока они там яблоки снимут, нам кладовщика с работы снимать надо,— решил Павел Михайлович.

5. Инопланетянин

Инопланетянин замигал глазом на макушке.

— Вот ты говоришь,— продолжал Сережа,— что у вас каждый альдебаранин занимается тем, чем захочет. Но ведь должен же кто-то планировать их работу? А вдруг всем вздумается голубику собирать, а картошку никто не захочет выращивать... Хотя я забыл, пищу у вас получают на автоматизированных фабриках... Тогда, к примеру, все захотят писать стихи и никто не захочет рисовать картин.

— Так не бывает,— ответил Ин.— Но если бы всем вздумалось писать стихи, они так бы и делали. Планируется только труд по производству материальных ценностей. И прежде всего труд машин, механизмов и всяких электронных устройств.

— А если какой-то человек у вас вообще не захочет работать? Вот захочется ему бездельничать? Что тогда?

— Тогда бы он бездельничал,— ответил инопланетянин.— Только едва ли это возможно. Я, по крайней мере, не знаю ни одного такого случая. Организм для этого как-то не приспособлен, чтоб совсем ничего не делать.

— А у вас люди,— мысленно спросил Сережа у инопланетянина,— ну, не люди, ваши альдебаране... Ну, когда они ошибаются? Или что-нибудь не так сделают?.. Что тогда? Если преступление кто-то совершил?.. Или у вас ничего такого не бывает?

— Бывает,— ответил Ин.— Не ошибается только тот, кто ничего не делает.

— А вы их за это как-то наказываете? Как у вас с этим борются?

— Очень просто, — сказал инопланетянин. — У нас применяют генетический способ борьбы с преступлениями и проступками. Залюбую вину у нас наказывают не того, кто совершил проступок или преступление, а его родителей. И так как обычай этот заведен у нас очень давно, то каждый альдебаранин хорошо помнит: нужно так воспитывать своих детей, чтоб тебя потом не наказали за их ошибки. Поэтому у нас серьезные проступки и преступления почти перевелись,

— Здорово это у вас! — порадовался за альдебаран Сережа.— Но как же у вас воспитывают детей? Наказывают за каждую шалость?

— Нет. За хорошие шалости у нас, наоборот, поощряют. А воспитание имеет только один принцип. У нас — трудовое воспитание. Средство от многих, если не всех, зол.

— С раннего возраста? — усомнился Сережа.

— С самого раннего.

— А как же «счастливое детство»?

— Это и есть счастливое детство. Почему счастьем у вас на Земле кое-кто называет возможность поздно спать, бездельничать, есть много сладкого и надевать новые платья? Может быть, все-таки «счастливое детство» совсем не в этом?

— Не в этом, — согласился Сережа и нерешительно продолжал:—И еще мне интересно... Ты, Ин, только не обижайся... Религия у вас есть?

— Что значит религия? Вера в какое-то высшее существо, которое всеми нами управляет?.. Вера в то, что после того, как мы исчезнем, мы будем отправлены в рай или ад?.. Нет. Такой религии у нас не существует. Но мы верим в разум, в то, что он сможет сделать нашу жизнь и жизнь будущих поколений еще более интересной, еще более яркой, еще более веселой и счастливой.