Любовь и голуби - [5]
Люба. Ну зачем ты так говоришь? С тобой правда очень трудно. Очень. То со своей компанией шатаешься, то неделю как сыч дома сидишь молчком… И есть ты и нет тебя. Так ведь тоже нельзя. Все на меня свалил: дом на мне, с Настеной замоталась, на работу иду как на голгофу…. Чем я хуже других? Мне тоже пожить хочется, благо не старуха.
Танов. Живи.
Люба. Я не дам развода. Если надо будет – скандал подниму. Насте осенью уже в школу. Через этот ад я одна не пойду.
Пауза. Танов подошел к Любе, присел на корточки и внимательно стал ее разглядывать.
Танов. Удивительно.
Люба склонила голову ему на плечо.
Танов (отстраняясь). Иди-ка спать.
Люба. Ну перестань, Паша, ну не сердись. Ну, дурра я, гусыня, баба – все что хочешь. (Пытаясь обнять.) Посмотри на меня. Нет, ты посмотри. Я все равно люблю тебя…
Танов (высвобождаясь из объятий, смеясь). Люба, не подличай.
Люба. Я не подличаю. Я правда. Как мы без тебя будем? Настенька тебя так любит, и я не смогу. Пашенька, ну не убегай, подожди. Я больше ни во что не буду вмешиваться. Честное слово. Прости, пожалуйста. Поцелуй меня, не отворачивайся. Пашенька, родной мой. Мы ведь родные люди. Разве можно нам быть отдельно? Ну подожди, ну прости.
Танов. Остынь, Люба.
Люба. Нет. Нет. Приходи ко мне спать. Скорее только, ладно? Придешь? Пусть они на веранде, а мы с тобой. Хорошо? Ну скажи, хорошо!
Танов. Плохо.
Люба. Хулиган мой. (Шепотом.) Я правда больше не буду. Придешь?
Танов молчит.
А? (Целует Танова.) Приходи, пожалуйста. (Уходит в дом.)
Вбегает Байков.
Байков. Я не знаю, где он. Как в воду провалился.
Танов. А на пристани?
Байков. Нигде нет.
Танов. Фонарь возьму. (Убегает в дом.)
Байков (один). Ох, чучело, ну чучело.
Возвращается Танов.
Это надо же быть таким чучелом.
Танов. Все мы с одного огорода. Идем скорее. (Убегает.)
Байков. Куда?
Танов. К обрыву!
Затемнение
Картина вторая
Эпизод первый
Телестудия. На сцене друг против друга кресла. В центре на высокой подставке пепельница. Чуть глубже стол. В одном из кресел сидит Людмила, в другом Ширяев.
Ширяев (помечая что-то в бумагах). Так… Ясненько… Вот здесь сократить. На седьмой.
Людмила. У меня там помечено.
Ширяев. В общем, пойдет. (Расписывается.) Ну, как жизнь?
Людмила. Лучше не придумаешь.
Ширяев. А думала?
Людмила. Голова болит.
Ширяев. Стой, это воскресный? Тю-тю-тю-тю… (Решив.) Пойдет. Значит, голова. Хочешь средство?
Людмила (смеясь). Не поможет, Роман Дмитриевич.
Ширяев. Ты ведь не знаешь?
Людмила. Знаю, не поможет.
Ширяев. Ну а вдруг? Обаятельной, симпатичной, о-дино-кой женщине…
Людмила. Что вы говорите, Роман Дмитриевич? Я старуха, какой из меня толк.
Ширяев. У, лиса. Уволю.
Людмила. Старая лиса, ста-ра-я.
Ширяев. Я тоже лис, но не такой старый, как ты думаешь. Все вижу.
Людмила. Я и не думаю.
Ширяев (склонившись к Людмиле). Ну что, будем лечиться?
Людмила (смеясь через силу). Не надо, Роман Дмитриевич, не надо.
Ширяев. Люда, подумай.
Людмила (уткнувшись в бумаги). А где вставка?
Ширяев. Вставка?
Людмила. Нет, действительно. Ах, вот. Склеилась.
Ширяев. Видишь, склеилась.
Входит Себаков.
Себаков. Здравствуй.
Людмила. Витя, есть сигарета?
Себаков. Минуточку. (Достает сигареты.)
Пауза.
Людмила (показывая листы). Андрюшина передача прошла.
Себаков (потирая руки). Попался. Роман Дмитриевич, вас директор спрашивал.
Ширяев. Где он?
Себаков. Сейчас у себя.
Ширяев. Ему нужен я, вот пусть и приходит ко мне.
Пауза.
(Людмиле.) Значит, это воскресный?
Людмила. Да.
Ширяев (встал). Понятно. (Уходит.)
Людмила. Ой, Витька, спасибо.
Себаков. Подожди. (Идет к столу, набирает номер телефона.) Виталий Семенович? Себаков. Я по поводу машины на первое октября. Дело в том, что ее заказал Роман Дмитриевич… Да, тоже на первое, я вам говорил. Он пошел к вам. Я сказал ему, что он вам нужен. Да вот… Вы обещали поговорить с ним. В Селезневку. Японский. Нам хватит, но можно упустить. Спасибо. На первое. Спасибо. (Кладет трубку.) Сейчас сцепятся.
Людмила. Я было пятый угол начала искать. Его не поймешь, где он шутит, а где нет.
Себаков. Пошутить мы любим.
Людмила. Спасибо, выручил.
Себаков. Теперь ты моя должница.
Входит Долин.
Людмила. Андрюша, поздравь.
Долин. Прошла?
Людмила. Разумеется.
Долин. За мной долг.
Людмила. Боже мой! Все в долгах, как в шелках.
Долин. Видимо, без этого не проживешь, а хочется.
Людмила. Ох, хочется.
Себаков (Людмиле). Не крутить.
Людмила (Долину). Но я тебе прощаю. Для хорошего человека ничего не жалко.
Себаков. Андрюша, ты явно пользуешься спросом у женщин. Что поделаешь, сейчас мода на толстых и лысых.
Людмила. Брось ты. Мода проходит…
Себаков. Значит, я могу надеяться?
Людмила. Пижон. Срочно женись, не то свихнешься на бабах.
Себаков. После свадьбы я себя чувствовал точно так же, как в школе, когда остался на второй год. Было-было. Ощущение какой-то неполноценности. Зачем? И тогда юный муж Виктор сказал: «Не хотел учиться, не хочу жениться». И знаешь, дышать стало легче, клянусь.
Людмила. Смотри, не лопни.
Долин. Люд, жени его на себе и отомсти за всех брошенных им женщин.
Людмила. Кастрировать, как кабанчика.
Себаков. Ну, вы скажете. Если бы не мой принцип: женщины для мужчины… (наставительно) мужчины. Секете? Я бы не сопротивлялся. Но кругом столько нашего брата шляется.
Герои пьесы — пожилые люди, которые ни с того ни с сего перетасовывают свои семьи. Подобно кадрили, где танцующие меняются партнерами. Как и в знаменитой комедии Гуркина «Любовь и голуби», эта смешная история происходит в маленьком поселке, где жизнь протекает по своим законам, а любовь остается неизменной.
В глухой деревне живут, каждая со своей семьей, три сестры. Их быт прочно переплетен меж собой и наполнен простыми и светлыми событиями. Ужас начавшейся войны меркнет в их чистых и уверенных в собственном счастье сердцах. Но далекие бои за Отчизну отзовутся в их судьбах не только потерей близких, но и поставят одну из сестер перед выбором в любовном треугольнике.
Роман «Время обнимать» – увлекательная семейная сага, в которой есть все, что так нравится читателю: сложные судьбы, страсти, разлуки, измены, трагическая слепота родных людей и их внезапные прозрения… Но не только! Это еще и философская драма о том, какова цена жизни и смерти, как настигает и убивает прошлое, недаром в названии – слова из Книги Екклесиаста. Это повествование – гимн семье: объятиям, сантиментам, милым пустякам жизни и преданной взаимной любви, ее единственной нерушимой основе. С мягкой иронией автор рассказывает о нескольких поколениях питерской интеллигенции, их трогательной заботе о «своем круге» и непременном культурном образовании детей, любви к литературе и музыке и неприятии хамства.
Новый роман Елены Катишонок продолжает дилогию «Жили-были старик со старухой» и «Против часовой стрелки». В том же старом городе живут потомки Ивановых. Странным образом судьбы героев пересекаются в Старом Доме из романа «Когда уходит человек», и в настоящее властно и неизбежно вклинивается прошлое. Вторая мировая война глазами девушки-остарбайтера; жестокая борьба в науке, которую помнит чудак-литературовед; старая политическая игра, приводящая человека в сумасшедший дом… «Свет в окне» – роман о любви и горечи.
Один из главных «героев» романа — время. Оно властно меняет человеческие судьбы и названия улиц, перелистывая поколения, словно страницы книги. Время своенравно распоряжается судьбой главной героини, Ирины. Родила двоих детей, но вырастила и воспитала троих. Кристально честный человек, она едва не попадает в тюрьму… Когда после войны Ирина возвращается в родной город, он предстает таким же израненным, как ее собственная жизнь. Дети взрослеют и уже не помнят того, что знает и помнит она. Или не хотят помнить? — Но это означает, что внуки никогда не узнают о прошлом: оно ускользает, не оставляя следа в реальности, однако продолжает жить в памяти, снах и разговорах с теми, которых больше нет.
Роман «Жили-были старик со старухой», по точному слову Майи Кучерской, — повествование о судьбе семьи староверов, заброшенных в начале прошлого века в Остзейский край, там осевших, переживших у синего моря войны, разорение, потери и все-таки выживших, спасенных собственной верностью самым простым, но главным ценностям. «…Эта история захватывает с первой страницы и не отпускает до конца романа. Живые, порой комичные, порой трагические типажи, „вкусный“ говор, забавные и точные „семейные словечки“, трогательная любовь и великое русское терпение — все это сразу берет за душу.