Любовь и французы - [2]
Той ночью перед камином, в котором горели целые бревна, в большом зале замка, где опьяняюще пахло вином и специями, лица пленников блестели в свете пламени, как начищенная медь. Женщины теперь не плакали, успокоенные присутствием герцогини и дружелюбием своих хозяев. Одна из них говорила с французским менестрелем, и они, похоже, понимали друг друга. «Ну и ну! Твой менестрель говорит по-арабски?» — спросила хозяйка замка. Герцог улыбнулся: «Немного. Эти музыканты всегда находят время перенять новое словцо, если оно касается их ремесла. Мне повезло, m'amie[4]. Я раздобыл несколько мавританских певцов, самых прославленных в Испании. Немного погодя ты их услышишь и, уверен, будешь очарована их песнями, как был очарован я». И он принялся рассказывать жене об осаде и взятии Барбастро, городка в Северном Арагоне, откуда герцог привез богатую добычу и услаждавших слух халифа знаменитых певцов.
«Наверное, большую часть их любовных песен ты сможешь понять,— говорил герцог,— они превосходно поют zejels — песни, в которых французские слова переделаны на арабский лад, чтобы их могли понять и мавры, и испанцы. Говорят, их придумал Мукадам, мавр из Кордовы, слепой поэт. Я услышал о нем в Барбастро от одного торговца-еврея. А еще он рассказывал о некоторых занятных идеях арабского философа Авиценны относительно любви».
«И, уж конечно, эти идеи языческие! Что эти люди знают о любви? Разве они не держат своих женщин взаперти?» — резким тоном ответила удивленная герцогиня.
«Держат,— согласился герцог,— но это не мешает им много думать, говорить и писать о любви. Еврей рассказывал мне про арабское племя Бани Одра, люди которого слывут самыми верными возлюбленными на свете. Среди них известны даже случаи смерти от любви. В самом Багдаде об этих людях сочиняют стихи величайшие поэты. Купец мне тоже рассказывал о них, да только я и половины не вспомню из его речей. Он, похоже, так и не понял, что имеет дело со старым воякой, а не с ученым клириком!»
«А что привело еврейского купца в Барбастро?» — спросила герцогиня невпопад.
«Бедняга! Боюсь, что он охотился на дикого гуся>>{5},— герцог от души рассмеялся своему воспоминанию.— Он приехал из Валенсии с поручением от своего господина, мавританского султана, добиться освобождения дочери богатого мусульманина. Ее взял в плен мой друг, испанский граф,— под его началом мы сражались у стен Барбастро. Отлично помню день, когда граф первый раз принял этого купца! Должен заметить, еврей умолял графа очень трогательно, однако тот не поддался на его уговоры. И знаешь, что сделал торговец? Он обернулся к одному из своих слуг и произнес: “Педро, тащи сюда горы шелков и вышитых одежд, драгоценностей и золота...”, и, когда слуга в который раз вошел в зал, шатаясь под тяжестью ноши, граф взглянул на еврея и сказал: “Даже если бы я не был так богат и ты предложил мне больше, я бы не отдал девушек. Та, которая сидит рядом со мной,— моя любимица...” Да, она тоже была просто прелесть — во вкусе тех, кто любит смуглых брюнеток,— вскользь заметил герцог,— а другая красавица — несравненная певица.>>{6} Ее-то граф и согласился уступить мне, когда я уезжал. Девица и впрямь само очарование. А еврей так ни с чем и отправился обратно, в Валенсию»,— молвил герцог и оглушительно расхохотался.
Герцогине же история эта показалась вовсе не такой забавной. Она не только сочувствовала пленным, но и была далека от одобрения любовных связей между маврами и христианами. Ей приходилось слышать, что подобные связи — не редкость и что некоторые испанские короли переняли сарацинский обычай держать при дворе многочисленный гарем. Втайне она дивилась поведению герцога и почти против воли бросала взгляды на сидевшую у огня мавританскую певицу. Несомненно, девушка принадлежала к числу наиболее соблазнительных пленниц... И когда вечером та начала петь, тревога герцогини усилилась еще больше.
Пленница пела в живой, волнующей манере, и во всех песнях речь шла о любви: покорность влюбленного, надменность возлюбленной, горечь страсти, безответной, но неизменной.
«Ясно, что песни эти предназначены для узниц гарема,— заметила герцогиня.— Такие любовники должны жить очень далеко от предметов своей любви».
Музыка и слова глубоко проникали в душу малыша, сидевшего у ног герцога. Он сонно пробормотал: «Я хочу выучить эти песни. Они мне нравятся больше, чем chansons de geste[5] наших менестрелей». Герцог, наклонившись, ласково потрепал сына по щеке. «Ты выучишь и те, и другие»,— сказал он и поднял блестевшие от вина глаза на менестреля, говорившего с пленницей. «Андрэ узнал множество мавританских песен, а мавров научил многим своим. Душенька, ты должна послушать и его, и мавра Али, когда они, как следует приложившись к кувшину, примутся состязаться в пении — это одна из самых забавных вещей, какие мне приходилось видеть и слышать... а впрочем, нет, возможно, будет лучше тебе этого не слышать... их песни не для дамских ушей».— «Ну а мне можно, я не женщина»,— воскликнул маленький Гийом. «Как неравнодушен он к ним уже сейчас»,— заметила герцогиня, внезапно улыбнувшись мужу.
Российскому читателю предоставляется уникальная возможность познакомиться с серией книг Нины Эптон — английского литератора, искусствоведа, путешественницы,— посвященных любви во всех ее проявлениях и описывающих историю развития главнейшего из человеческих переживаний у трех различных народов — англичан, французов и испанцев — со времен средневековья до наших дней. Написанные ярким, живым языком, исполненные тонкого юмора и изобилующие занимательными сведениями из литературы и истории, эти книги несомненно доставят читателю много приятных минут.
Кто такие интеллектуалы эпохи Просвещения? Какую роль они сыграли в создании концепции широко распространенной в современном мире, включая Россию, либеральной модели демократии? Какое участие принимали в политической борьбе партий тори и вигов? Почему в своих трудах они обличали коррупцию высокопоставленных чиновников и парламентариев, их некомпетентность и злоупотребление служебным положением, несовершенство избирательной системы? Какие реформы предлагали для оздоровления британского общества? Обо всем этом читатель узнает из серии очерков, посвященных жизни и творчеству литераторов XVIII века Д.
Мир воображаемого присутствует во всех обществах, во все эпохи, но временами, благодаря приписываемым ему свойствам, он приобретает особое звучание. Именно этот своеобразный, играющий неизмеримо важную роль мир воображаемого окружал мужчин и женщин средневекового Запада. Невидимая реальность была для них гораздо более достоверной и осязаемой, нежели та, которую они воспринимали с помощью органов чувств; они жили, погруженные в царство воображения, стремясь постичь внутренний смысл окружающего их мира, в котором, как утверждала Церковь, были зашифрованы адресованные им послания Господа, — разумеется, если только их значение не искажал Сатана. «Долгое» Средневековье, которое, по Жаку Ле Гоффу, соприкасается с нашим временем чуть ли не вплотную, предстанет перед нами многоликим и противоречивым миром чудесного.
Книга антрополога Ольги Дренды посвящена исследованию визуальной повседневности эпохи польской «перестройки». Взяв за основу концепцию хонтологии (hauntology, от haunt – призрак и ontology – онтология), Ольга коллекционирует приметы ушедшего времени, от уличной моды до дизайна кассет из видеопроката, попутно очищая воспоминания своих респондентов как от ностальгического приукрашивания, так и от наслоений более позднего опыта, искажающих первоначальные образы. В основу книги легли интервью, записанные со свидетелями развала ПНР, а также богатый фотоархив, частично воспроизведенный в настоящем издании.
Перед Вами – сборник статей, посвящённых Русскому национальному движению – научное исследование, проведённое учёным, писателем, публицистом, социологом и политологом Александром Никитичем СЕВАСТЬЯНОВЫМ, выдвинувшимся за последние пятнадцать лет на роль главного выразителя и пропагандиста Русской национальной идеи. Для широкого круга читателей. НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ Рекомендовано для факультативного изучения студентам всех гуманитарных вузов Российской Федерации и стран СНГ.
Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .
Д.и.н. Владимир Рафаилович Кабо — этнограф и историк первобытного общества, первобытной культуры и религии, специалист по истории и культуре аборигенов Австралии.