Любовь хорошей женщины - [75]

Карин пришлось утешать ее, что, мол, все в порядке, она чувствует такую лень — даже и не хочется никуда выходить. Розмари приготовила ей cafe au lait[43] и разрезала дыню, недозрелую дыню (Энн бы это заметила, а Розмари — нет). В четыре часа дня они пообедали беконом, вафлями и клубникой с фальшивыми взбитыми сливками из баллончика. Солнце село около шести вечера, но они все еще были в пижамах. День пропал.

— По крайней мере, не смотрели телевизор, — сказала Розмари. — Хоть с этим нас стоит поздравить.

— Пока не смотрели, — сказала Карин, включая телевизор.

Они сидели среди кип старых журналов, которые Розмари сняла с буфета.

Эти журналы достались матери вместе с трейлером, когда она переехала сюда, и она сказала, что вот наконец-то выбросит их, надо только пересмотреть, нет ли в них чего-то стоящего. Сортировка не очень-то продвигалась — Розмари все время находила что-нибудь и прочитывала это вслух. Поначалу Карин было скучно, но она позволила увлечь себя этой стариной с гигантской рекламой и некрасивыми прическами.

Она заметила, что поверх телефона лежит свернутое в несколько слоев одеяло, и спросила:

— Ты что, не знаешь, как отключить телефон?

На что Розмари ответила:

— Вообще-то, я не хочу его отключать. Я хочу слышать, что он звонит, и не снимать трубку. Иметь возможность игнорировать его. Просто не хочется, чтобы он звонил слишком громко, вот и все.

Но он так и не зазвонил, ни разу за весь день.

Наутро в понедельник одеяло все так же лежало на телефоне, а журналы отправились в кладовку, потому что Розмари снова не решилась их выбросить. Небо хмурилось, но дождя не было. Они опять встали очень поздно, потому что до двух часов ночи смотрели фильм.

Розмари разложила на кухонном столе какие-то отпечатанные листки. Не рукопись Дерека — та большая куча исчезла.

— А книга Дерека на самом деле была интересной? — спросила Карин.

Раньше ей бы в голову не пришло спросить Розмари об этом. Рукопись эта была вроде большого спутанного мотка проволоки, все время лежавшего на столе в кухне, клубка, который Розмари с Дереком пытались распутать.

— Ну, он все время переделывал ее, — сказала Розмари. — Она интересная, но путаная очень. Сначала его интересовал только Ла Саль, а потом он увлекся Понтиаком[44] и захотел охватить слишком многое, и ему все время чего-то не хватало.

— Значит, ты рада, что избавилась от всего этого, — сказала Карин.

— Ужасно рада. Это была какая-то бесконечная путаница.

— А ты не скучаешь по Дереку?

— Эта дружба себя исчерпала, — сказала Розмари озабоченно, склонившись над листком и делая на нем пометки.

— А как же Энн?

— Эта дружба, как мне кажется, тоже выдохлась. На самом деле я в раздумьях. — Она отложила ручку. — Я подумываю переехать отсюда. Но сначала решила тебя дождаться. Мне не хотелось, чтобы ты вернулась, а тут все шиворот-навыворот. Но я жила здесь из-за книги Дерека. Ну вообще-то, из-за Дерека. Ты же все знаешь сама.

— Дерека и Энн.

— Да, Дерека и Энн. Но теперь оставаться здесь нет никакого смысла.

Вот тут-то Карин и спросила:

— А ничего, если я схожу и проведаю Энн?

И Розмари ответила:

— Конечно, шагай. Правда, не стоит нам торопиться с решениями. Это ведь только задумка у меня такая была.

Карин шла по гравийной дороге и никак не могла понять, что же изменилось вокруг. Помимо облаков, которых на ее памяти никогда не бывало в лощине. А потом поняла. На лугах не паслись стада коров, и потому травы поднялись высоко, можжевеловые кусты разрослись и заслонили ручей, который прежде был хорошо виден от дороги.

На дальнем конце этой узкой и длинной лощины стоял белый дом, в котором жили Энн и Дерек. На дне лощины лежало пастбище, в прошлом году оно было плоским и аккуратным, посреди него вился прозрачный ручей. (Энн сдавала землю в аренду владельцу стада абердин-ангусской породы.) Поросшие лесом горные кряжи круто обрывались по обе стороны лощины и сходились на дальнем конце ее, за домом. В трейлер, который снимала теперь Розмари, раньше переезжали на зиму родители Энн, когда долину полностью засыпало снегом. Они хотели жить поближе к магазину, находившемуся в то время на развилке сельской дороги. Нынче здесь была лишь бетонная платформа с двумя отверстиями, в которых раньше стояли резервуары с горючим, и старый автобус с флагами вместо занавесок на окнах, в котором жили какие-то хиппи. Иногда они сидели на платформе и торжественно и старательно махали вслед проезжавшей мимо Розмари.

Дерек рассказывал, что у этих хиппи плантация конопли в лесу. Но у них он ничего не покупал, не доверял им.

Розмари отказывалась курить марихуану вместе с Дереком.

— С тобой у меня и так сплошные завихрения, — сказала она. — Не думаю, что от этого станет лучше.

— Как хочешь, — сказал Дерек. — Но это могло бы и помочь.

Энн тоже не курила анашу. Говорила, что становится дурочкой после этого. Она вообще не курила, даже затягиваться не умела.

Они не знали, что Дерек однажды дал Карин попробовать косячок. Она тоже не умела затягиваться, и ему пришлось ее научить. Она перестаралась — затянулась слишком сильно, и ее едва не стошнило. Они были в сарае, где Дерек хранил коллекцию камней, которые собирал в горах. Пытаясь удержать ее в сознании, он уговаривал ее посмотреть на камни.