Любовь хорошей женщины - [35]

Те, кто начал с обуви, расхрабрились и пошли еще дальше. Кто-то входил в воду почти полностью одетый, потом снимал одежду и бросал кому-то на берегу. Другие раздевались там, где стояли, убеждая друг друга, что в темноте ничего не видно. Однако можно было различить голые тела, плещущиеся и бегающие по воде, и шлепающиеся в воду. Моника принесла большую кучу полотенец из дома и призывала всех обернуться ими, когда они выйдут на берег, чтобы не принять смерть от холода.

В темных деревьях на вершине утеса взошла луна, и казалась она такой огромной, такой торжественной и страшной, что послышались крики изумления. Что это? И даже когда она взобралась еще выше в небеса и сжалась до нормального размера, люди посматривали на нее, говоря:

— Полнолуние.

Или:

— Вы видели ее на восходе?

— Я сначала решил, что это огромный воздушный шар.

— Не могла представить, что это такое. Не думала, что луна может быть такого размера.

Кэт шла по берегу, беседуя с человеком, жену и любовницу которого она видела в кухне Сонье. Жена его купалась теперь, чуть в стороне от вопящих и плещущихся. В другой жизни, сказал мужчина, он был священником.

— «Да, Веры Море когда-то было полно, — сообщил он шутливо, — сплетено чудесным поясом у берега земли». Я тогда был женат на совершенно другой женщине.

Он вздохнул, и Кэт решила, что он вспоминает продолжение стихотворения.

— «Но слышно мне сейчас, — произнесла она, — как отступает и ревет оно в тягучем споре с полночным ветром, как за часом час лишь галька мира шелестит вдали»[15].

Она примолкла — ей показалось, что сказать «любовь моя, так будем же верны друг другу» значило зайти слишком далеко.

Жена его сейчас плыла в их сторону, потом поднялась, когда вода стала ей по колено. Ее груди раскачивались и разбрасывали брызги воды, когда она шла вброд.

— Европа! — воскликнул он в духе товарищеского приветствия.

— Тогда вы — Зевс, — храбро сказала Кэт.

Ей захотелось, чтобы вот такой мужчина немедленно поцеловал ее. Человек, которого она почти не знала и до которого ей не было дела. И он ее поцеловал, шевеля прохладным языком у нее во рту.

— Представьте себе континент, названный в честь коровы, — сказал он.

Жена его стояла рядом с ними, признательно дыша после усилий плавания. Она стояла так близко, что Кэт испугалась, как бы длинные темные соски или черный волосяной кустик на лобке этой женщины не коснулись ее.

Кто-то разжег костер, и все купальщики вышли на берег, завернутые в одеяла или полотенца, или скорчились за бревнами, с трудом натягивая непослушную одежду.

И звучала музыка. Люди, жившие по соседству с Моникой, владели причалом и лодочным домиком. Они принесли проигрыватель, и начались танцы. На досках пристани танцевать было легче, чем на песке. Танцевать пытались и на бревнах, сделав два или три па, прежде чем споткнуться и упасть, если не успевали спрыгнуть. Женщины, уже натянувшие одежду или не раздевавшиеся, женщины, которые, подобно Кэт, были слишком возбуждены, чтобы стоять на месте, ходили по кромке прибоя (больше никто не купался, купание ушло в прошлое и забылось напрочь), и все разбрелись под музыку, раскачиваясь, сначала застенчиво, в шутку, потом все более напоказ, словно киношные красотки.

Мисс Кампо все еще сидела на прежнем месте и улыбалась. Девушка, которую Кэт и Сонье окрестили Дебби Рейнольдс, сидела на песке, прислонившись спиной к бревну, и плакала. Она улыбнулась Кэт и сказала:

— Не подумайте, что мне грустно.

Муж ее раньше был футболистом, а теперь владел авторемонтной мастерской. Когда он заходил за женой в библиотеку, то выглядел как настоящий футболист, чуть презирающий остальной мир. Но сейчас он стоял на коленях рядом с женой и играл ее волосами.

— Все в порядке, — сказал он. — Это всегда трогает ее, правда, голубушка?

— Ну да, — сказала она.

Кэт нашла Сонье. Та ходила вокруг костра и раздавала маршмэллоу. Кто-то ухитрился насадить сладость на палочку и поджарить, другие подбрасывали лакомство на руке и роняли в песок.

— Дебби Рейнольдс плачет, — сказала Кэт, — но все в порядке, она счастлива.

Они начали смеяться и обниматься, превращая в месиво оказавшийся между ними кулек с маршмэллоу.

— О, как я буду скучать по тебе, — сказала Сонье, — как мне будет не хватать нашей дружбы.

— Да-да, — откликнулась Кэт.

Каждая взяла по остывшей пастилке, и они съели их, посмеиваясь и глядя друг на друга с нежностью и отчаянием.

— Это ты запомнишь, думая обо мне, — сказала Кэт. — Ты мой настоящий-пренастоящий друг.

— А ты мой, — сказала Сонье, — настоящий-пренастоящий. Коттар сказал, что хочет переспать сегодня с Эми.

— Не позволяй ему! — возмутилась Кэт. — Не позволяй, если тебе плохо от этого.

— Тут дело не в позволении, — храбро сказала Сонье. Она закричала: — Кто хочет чили? Коттар раздает чили. Чили? Чили?

Коттар принес котел с чили к подножию лестницы и сел на песок.

— Берегитесь котла, — отечески увещевал он. — Берегитесь котла, он горячий.

Он присел на корточки, чтобы обслужить людей, на которых были одни развевающиеся полотенца. Эми стояла рядом с ним, выдавая миски. Кэт сложила ладони лодочкой, став перед Коттаром.