Люблинский штукарь - [2]

Нет, невеждой Яша не был. Его отец хотел, чтобы сын учился. Мальчиком Яша постигал Талмуд. После отцовой смерти люди знающие советовали учебу продолжить, но Яша вскоре ушел с бродячим цирком. С годами из него получился не еврей и не гой, а так — полуеврей-полугой. Он выдумал для себя собственную веру: Создатель, по его разумению, существовал, но никому не являлся и не указывал, что можно, а чего нельзя. Господь безусловен, однако говорящие во имя Его лгут.

2

Эстер, пока Яша возился во дворе, тоже встала и приготовила завтрак: горячую лепешку с маслом и творогом, зеленый лук, молодую редиску и кофе с молоком, для чего специально смолола зерна в кофейной мельнице. Эстер была невысокая, черноволосая, с девичьим лицом, коротким носиком и черными глазами, глядевшими хоть и лукаво, но печально. При улыбке ее верхняя губа мило приоткрывалась, показывая мелкие зубы, а на щеках получались ямочки. Будучи бездетной, Эстер предпочитала общество незамужних женщин. Она держала двух швеек, с которыми целый день шутила и хохотала, однако поговаривали, что втихомолку она плачет. Бог заключил ее лоно, и шла молва, что все заработанные деньги Эстер тратит на чародеев и чудотворцев. Однажды она в сердцах сказала, что завидует даже матерям, чьи дети на кладбище.

Эстер подала завтрак, села на краешек табуретки и с пристрастным любопытством стала глядеть на Яшу. Пока он не отдохнет, Эстер его не беспокоила, но сегодня уже было ясно, что он отоспался и пришел в себя. Постоянные Яшины отлучки сказались на их отношениях: сердечной близости многолетних супругов, как это заведено у людей, меж ними не возникло. Эстер болтала с мужем, словно со случайным знакомым, обо всем и ни о чем:

— Ну, что новенького на свете?

— Все тот же старый свет.

— А фокусы?

— И фокусы те же.

— А твои девки? Тоже прежние?

— Нету никаких девок.

— Как же! Хотела бы я иметь двадцать целковых на каждой.

— Куда тебе такие деньги?

Он ел, глядя то ли на нее, то ли мимо. Подозрения никогда не оставляли Эстер. Однако больше ничего от Яши было не добиться, к тому же всякий раз он уверял ее, что знает только одну жену и одного Бога.

— Кто имеет дело с девками, по канату не ходит, а еле таскает ноги. Тебе это известно, — сказал Яша.

— Откуда? Я у тебя в головах не стою…

Она улыбнулась тепло и горько. Разве такого устережешь? Он больше в отлучке, чем дома, и, слоняясь как цыган по свету, встречает, конечно, всяких потаскух и негодниц. Такой свободен как ветер, но, благодарение Богу, всегда возвращается домой и всегда с подарком.

Судя по тому, каким исскучавшимся по ней он приезжал, как целовал и ласкал, уговаривая уступить даже в недозволенные дни, выходило, что он только и делал, что постился. Но откуда могла знать простая женщина о мужских аппетитах? Эстер иногда жалела, что вышла за фокусника, а не за портного или сапожника, которые целый день за работой и знаешь каждый их шаг. Но Яшу она любила великой любовью. Он, утверждала Эстер, для нее как сын и муж, а каждый проведенный вместе день — все равно что праздник. К тому же Яша неплохо зарабатывал, над деньгами не трясся и помогал ее небогатым родственникам.

Эстер глядела, как Яша ест, и ей приходило в голову, что все он делает не как другие. Вдруг задумается, замрет, а потом снова начинает жевать. Или ни с того ни с сего завяжет узел на какой-нибудь нитке, а затем на совершенно одинаковых расстояниях вяжет новые узлы. Эстер всякий раз глядела ему в глаза, ожидая подвоха, но Яшино лицо бывало невозмутимо. Он думал про одно, а болтал про другое. Причем редко говорил всерьез и помалкивал о своих неприятностях. Даже когда у него бывал жар, Эстер об этом не догадывалась. Сколько раз она расспрашивала его про фокусы, прославившие Яшу на всю Польшу, однако он или не отвечал толком, или отшучивался. То он бывал с ней необыкновенно ласков, то вдруг становился чужим. Для нее же было удовольствием видеть каждый его жест, каждое движение, ловить каждое слово. Даже если Яша валял дурака и молол как ребенок чепуху, в словах его был какой-то смысл. Частенько этот смысл доходил до Эстер после Яшиного отъезда.

Они были женаты двадцать лет, а он норовил прикоснуться к ней, как в первое утро после свадьбы. Дергал за платок, щелкал по носу, придумывал несусветные прозвища — Килиша, Пампиха, Тигрица, называл разными музыкантскими словечками. Днем Яша был один человек, ночью — другой. То он вдруг заливисто пел петухом, визжал поросенком, ржал как конь, то впадал в черную меланхолию. А еще сидел у себя в комнате и возился со своими секретами: замками, цепями, веревками, проволокой, напильниками, клещами, ленточками, которые вытаскивают из уха, восковыми мышками, картами, билетиками судьбы и разными коробочками. Те, кто видел его фокусы, полагали, что они даются Яше без труда, но Эстер знала, как он целыми сутками мучается над каждым номером. То он поймал ворону и научил ее, как попугая, говорить. То научил обезьянку Йоктана курить трубку. Эстер всякий раз беспокоилась, что Яша перетрудится, что сорвется с каната, что его покусает зверь. Даже по ночам в постели он, случалось, цокал языком и щелкал пальцами ног. Сама Эстер была уверена, что некоторые его штучки получаются не без колдовства.