Любивший Мату Хари - [79]

Шрифт
Интервал

Приблизительно к полуночи появился Саузерленд. Грей отдыхал в спальне на втором этаже, в длинной узкой комнате со стилизованными нарциссами по стенам. Ещё четыре комнаты поджидали гостей, но Саузерленд приехал первым. Грей услышал его разговор с водителем на лестничной площадке, затем Саузерленд спросил Хупера в коридоре:

   — Вы обсуждали с ним что-нибудь особенное?

   — Нет, сэр, — ответил Хупер, — совсем ничего.

   — Он упоминал кого-нибудь, кто заслуживал бы интереса?

   — Нет, сэр.

   — Тогда о чём, чёрт побери, вы разговаривали?

   — Мы говорили очень мало. Он необычайно груб.

   — Груб? Вам повезло, что он не открутил вам голову.


Диалог начался утром. Грей поднялся рано, и после завтрака, состоявшего из кофе и сигарет, он обнаружил, что Саузерленд ждёт его в саду, устроенном без всякой системы, но напоминающем о чьём-то былом энтузиазме; теперь же сорняки вторглись на заброшенный газон, кусты потеряли форму. Украшенный орнаментом фонтан затянуло мхом столь густо, что при ходьбе по его каменным плитам ноги утопали в живом упругом ковре.

Саузерленд сидел на белой кованой скамье под чахлым дубом. На колене лежала газета, остатки печенья у ног. Он встал, когда Грей приблизился, но держал руки в карманах.

   — Привет, Ники. Как поживаете? — Не получив ответа, он поинтересовался, хорошо ли Грей спал: — Потому что, честно говоря, я всегда находил это место невыносимо сырым, необходимо что-то сделать с растительностью или, может, это из-за материала, из которого построены стены... Между прочим, хорошо бы, если бы вы нам сообщили, нет ли чего особенного, что вам нравится из еды: наш повар не лучший, но если вам что-то нравится...

   — Скажите, чтобы мне принесли крысиное мясо, — огрызнулся Грей, — и прекратите заигрывать. Я по горло сыт подобными вам. Я уже видел весь этот цирк.

Саузерленд опустился на скамью с тяжёлым вздохом.

   — А как танцовщица, Ники? Вы с ней также покончили?

   — Отстаньте!

Затем они немного посидели молча, наблюдая за пауком, снующим между листьями папоротника. Стоял ясный, классически летний день. Но со времени возвращения с фронта Грей обнаружил, что не любит открытых пространств. Он предпочитал теперь маленькие комнатки с толстыми стенами.

   — Как бы вы ни воспринимали мои слова, Ники, не я вызывал вас сюда. Это идёт сверху.

   — Сверху чего? Вашей организации хлыщей?

   — В действительности здесь участвует Адмиралтейство.

   — О Богафади, что она сделала? Спала с кайзером?

Саузерленд отложил газету и встал:

   — Необходимо что-то предпринять в связи с произошедшим на Сомме.

Через сад тянулись две дорожки, и Грей с Саузерлендом отправились по более тёмной, среди разросшихся кустов и переплетённых лоз. Позади прогнившей беседки лежали скелеты садовых стульев, а заросший теннисный корт напоминал о том, что война шла не всегда.

   — Сводки ещё не приходили, — мягко сказал Саузерленд, — но, насколько мы можем предполагать, счёт доходит до пятидесяти тысяч убитых и раненых. Сейчас нам, очевидно, не следует делать поспешных выводов, но ясно, что-то идёт не так.

Грей ухмыльнулся и точно так же мягко ответил:

   — О, я могу сказать вам, что идёт не так, старина. Вся затея с самого начала — мерзкая кутерьма. Сперва они клали снаряды на поверхность земли, затем пытались перерезать проволоку шрапнелью. Кроме того, никто не имеет ни малейшего представления, чем занимаются.

   — И всё-таки есть мнение, что если бы была сохранена секретность...

Грей остановился со странной улыбкой:

   — О, до меня дошло. Это и вправду чересчур. Вы собираетесь всё навесить на проклятого шпиона. Вы хотите возложить всё на Зелле.

   — Есть признаки, Ники...

   — О, я уверен. Я уверен, у вас их целый грузовик.

   — Она специфически упомянула это событие в разговоре с одним из наших людей в прошлом июне. То есть она говорила о наступлении на реке за три недели до атаки.

   — Что с того? Все знали, что это надвигается. Даже гунны знали, что это надвигается.

   — Да, в этом-то всё и дело!

Они подошли к загону и здесь тоже встретили забытые свидетельства лучших дней: в траве гнил теннисный мячик, с лавра свисала верёвка, разорванный платок.

   — Нас беспокоят мелочи, Ники. Цепь небольших событий в течение нескольких лет.

Грей швырнул горящую сигарету в траву. Если повезёт, весь мир вспыхнет огнём.

   — О чём вы?

Саузерленд сделал шаг к нему, спокойно говоря:

   — Почему, по вашему мнению, Шпанглер купил тот её портрет... прославленный портрет вашей работы?

Грей сердито нахмурился:

   — Какого чёрта я должен знать?

   — На память? Небольшое воспоминание о женщине, которая уничтожила его лучшего агента?

   — Может быть.

   — Или она его попросту тоже пленила? Освежите мою память. Как именно они встретились?

Грей накручивал лозу вокруг своего запястья, и кожа уже была исполосована красными рубцами.

   — Они встретились при посредстве Михарда.

   — Случайное столкновение?

   — Более или менее.

   — В таком случае это любовь с первого взгляда. Лихой германский офицер встречает экзотическую восточную танцовщицу. Внезапная страстная любовь оборачивается устойчивым влечением, и затем мы узнаем, он покупает её портрет из имения полковника. Это ваш рассказ, Ники? Так?


Рекомендуем почитать
Мрак

Повесть «Мрак» известного сербского политика Александра Вулина являет собой образец остросоциального произведения, в котором через призму простых человеческих судеб рассматривается история современных Балкан: распад Югославии, экономический и политический крах системы, военный конфликт в Косово. Повествование представляет собой серию монологов, которые сюжетно и тематически составляют целостное полотно, описывающее жизнь в Сербии в эпоху перемен. Динамичный, часто меняющийся, иногда резкий, иногда сентиментальный, но очень правдивый разговор – главное достоинство повести, которая предназначена для тех, кого интересует история современной Сербии, а также для широкого круга читателей.


История четырех братьев. Годы сомнений и страстей

В книгу вошли два романа ленинградского прозаика В. Бакинского. «История четырех братьев» охватывает пятилетие с 1916 по 1921 год. Главная тема — становление личности четырех мальчиков из бедной пролетарской семьи в период революции и гражданской войны в Поволжье. Важный мотив этого произведения — история любви Ильи Гуляева и Верочки, дочери учителя. Роман «Годы сомнений и страстей» посвящен кавказскому периоду жизни Л. Н. Толстого (1851—1853 гг.). На Кавказе Толстой добивается зачисления на военную службу, принимает участие в зимних походах русской армии.


Дакия Молдова

В книге рассматривается история древнего фракийского народа гетов. Приводятся доказательства, что молдавский язык является преемником языка гетодаков, а молдавский народ – потомками древнего народа гето-молдован.


Странный век Фредерика Декарта

Действие романа охватывает период с начала 1830-х годов до начала XX века. В центре – судьба вымышленного французского историка, приблизившегося больше, чем другие его современники, к идее истории как реконструкции прошлого, а не как описания событий. Главный герой, Фредерик Декарт, потомок гугенотов из Ла-Рошели и волей случая однофамилец великого французского философа, с юности мечтает быть только ученым. Сосредоточившись на этой цели, он делает успешную научную карьеру. Но затем он оказывается втянут в события политической и общественной жизни Франции.


Лонгборн

Герои этой книги живут в одном доме с героями «Гордости и предубеждения». Но не на верхних, а на нижнем этаже – «под лестницей», как говорили в старой доброй Англии. Это те, кто упоминается у Джейн Остин лишь мельком, в основном оставаясь «за кулисами». Те, кто готовит, стирает, убирает – прислуживает семейству Беннетов и работает в поместье Лонгборн.Жизнь прислуги подчинена строгому распорядку – поместье большое, дел всегда невпроворот, к вечеру все валятся с ног от усталости. Но молодость есть молодость.


Сердце Льва

В романе Амирана и Валентины Перельман продолжается развитие идей таких шедевров классики как «Божественная комедия» Данте, «Фауст» Гете, «Мастер и Маргарита» Булгакова.Первая книга трилогии «На переломе» – это оригинальная попытка осмысления влияния перемен эпохи крушения Советского Союза на картину миру главных героев.Каждый роман трилогии посвящен своему отрезку времени: цивилизационному излому в результате бума XX века, осмыслению новых реалий XXI века, попытке прогноза развития человечества за горизонтом современности.Роман написан легким ироничным языком.