Любивший Мату Хари - [81]

   — Он спал с ней?

   — Да.

Грей отбросил незажжённую сигарету:

   — Когда Данбар прибудет сюда?

   — Завтра.

   — Я хочу поговорить с ним наедине.

   — Конечно.

   — Я не собираюсь работать с ним, но я хочу с ним поговорить.

   — Я понимаю.

   — И если кто-то из вас причинит боль Маргарете, не важно, какого рода, я убью вас. Вы меня поняли?

Дождь лил всю ночь и продолжал идти, когда на следующее утро прибыл Данбар. Грей сначала мельком увидел из окна второго этажа, как Данбар вышел из лимузина и пошёл по мокрым плитам дорожки. Даже сквозь спутанный плющ отсюда можно было сделать отличный выстрел. Пуля бы резко пошла вниз и разнесла в куски череп.

Они встретились в библиотеке, в комнате, обитой тканью в широкую полоску времён Регентства и с тяжёлым запахом кожи. Здесь по стенам тоже висели пейзажи и рисунки военных кампаний: Трафальгар, Крым, нападение конницы на африканский вельд. Данбар, когда Грей вошёл, сидел за столом, но немедленно поднялся и протянул руку:

   — Приятно видеть вас, Ники. Чертовски приятно вас видеть.

Но он боялся смотреть в глаза и всё время направлял взгляд на окружающие предметы: на авторучку с золотым пером, пачку бумаги, перетянутую красной резинкой, бутылку скотча на буфете.

   — Я полагаю, неплохо бы сначала прояснить ситуацию, — сказал он. — Поэтому, если есть что-то, что бы вы хотели узнать о происшедшем в Берлине, пожалуйста, чувствуйте себя свободно.

   — Нет, Чарльз, я не хочу говорить о Берлине.

   — Очень хорошо, как насчёт происходящего вокруг? Есть проблемы? Какой-нибудь особый вопрос?

   — Да, полагаю, такой имеется.

   — И какой же, Ники?

   — К дьяволу, кого вы думаете одурачить?

Скотч был разлит, и они пили молча, пока Грей рассматривал бледную, написанную маслом картину — пони под тёмными небесами.

   — Кажется, мне довелось видеть одну из ваших гравюр сухой иглой у Тати, — сказал Данбар.

   — Сомневаюсь, что мою.

   — О, ну, тогда это была Национальная галерея. — Он положил на стол пачку сигарет, сам закурил и перешёл к окну. — Ники, я не собираюсь вступать в полемику, но искренне считаю, что вы неверно судите о наших намерениях.

   — Что с того?

   — Я даже думаю, вы до некоторой степени недооцениваете эту женщину.

   — Её зовут Маргарета. Вы некогда любили её, Чарльз, вы помните? Поэтому прекратите играть. Её зовут Маргарета.

   — Очень хорошо, её зовут Маргарета. Однако остаётся фактом то, что, полагаю, вы сильно недооцениваете её. Например, помните истории, которые она имела обыкновение рассказывать? О том, как муж избивал её и тому подобное, привязывал к спинке кровати и избивал.

   — И что?

   — Ещё бывали истории, равным образом нелепые, о том, как храмовые жрецы секли её, приковывали к стене и били по бёдрам ивовыми прутьями.

   — Слушайте, давайте перейдём к сути дела.

   — Неужели вы не считаете занятным, что она всегда говорила о том, как скверно мужчины обращаются с ней? Давайте на мгновение предположим, что подсознательно она обижена на мужчин. Давайте далее предположим, что эта обида исходит из глубоко затаившегося страха перед ними, из боязни власти над ней, их явного физического превосходства. Да, конечно, это лишь предположения, но не думаете ли вы, что, возможно, я прав, и в действительности она всегда презирала мужчин? Особенно тех, кем она могла манипулировать и кого могла предавать?..

   — Боже, — сказал Грей, — неудивительно, что она вас бросила.

...Дождь прекратился, что позволило им выйти в сад: Данбар в классическом тяжёлом пальто, Грей в одолженном макинтоше. Ветер тоже стих, превратив водосточные канавы в зеркала. Они шли тем самым путём, который Грей выбрал днём раньше, но только до летнего домика. Там по всему кустарнику копошились птицы, в основном воробьи и синицы.

   — Я не собираюсь убеждать вас в её виновности, — сказал Данбар. — Но я полагаю, вы, по крайней мере, должны учитывать её намерения на данный момент.

Грей сделал глубокий вздох.

   — О чём вы?

   — Давайте предположим на мгновение, что вы солдат, вернувшийся с фронта. Вы заходите к Маргарете в номер, желая провести приятный вечер. Во что, вы полагаете, она одета? Наверное, во что-то восточное?

   — Бросьте!

   — Она наливает вам выпить, может, шампанского. Вы недолго болтаете. Она говорит вам, что ужасно беспокоилась о вашей безопасности. Может, она даже видела тревожные сны. Пытаясь успокоить её, вы начинаете рассказывать ей о том, каково там. Сначала это всё почти бессодержательно. Вы говорите о еде, о ваших друзьях. После нескольких стаканов вы обнаруживаете, что рассказываете о районе наступления, о мощности соединения, батальона...

   — О, ради Бога, оставьте это!

Данбар пожал плечами и подобрал ржавеющую ложку, ещё одно доказательство, что место забросили внезапно.

   — Очень хорошо, Ники, давайте попробуем иной путь. Давайте просто скажем, что нас чрезвычайно интересуют её нынешние связи.

   — Вроде её связи с Мерриком?

   — Меррик, как вам сказано, был временным решением. Нам нужен был кто-то в Париже, кто бы приглядывал за ней, покуда я координировал весь план.

   — И кто представляет весь план? Я?

   — Ники, вы должны осознать, Маргарета — только ступенька лестницы. Мы интересуемся не столько ею, сколько людьми вокруг неё, людьми, которых она даже может не знать.