Любивший Мату Хари - [26]

Шрифт
Интервал


Она пошла к нему в воскресенье, немного позже времени, положенного для визитов. Над фабричными крышами стояла полная луна, тёплый ветерок приносил запахи сырого кирпича и угля. Кафе позади соседних жилых кварталов заполнены студентами местной академии, они вели тихие разговоры за высокими кружками пива. Верно, обсуждают её, женщину в чёрном, которую никто не сопровождает, подозревала она, но это её не волновало. Ещё дальше по Кантштрассе она прошла мимо вульгарных проституток, всегда недооценивавших свою власть над мужчинами, где бы они ни встречали их — в пивном зале или в номере «Эспланады».

Она вошла в вестибюль в половине девятого, передала записку коридорному. Кто-то вышел из читальной комнаты и пытался поймать её взгляд, но она не обратила на него внимания. В холле стояли пальмы в горшках и ваза с зеленовато-жёлтыми розами. Она ни секунды не сомневалась, что её англичанин придёт.

Она увидела его сначала на лестнице, немного смущённого, в смокинге, с застенчивой улыбкой и детскими глазами. При свете ламп он выглядел немного ниже, чем она помнила, волосы были чуть более редкие. Но когда он оказался ближе, она поняла, что ничего не изменилось. Он взял её за руку, но ему не хватило самоуверенности, чтобы поцеловать её.

   — Я боялась, что вы уже вернулись в Лондон, — сказала она ему.

Робкая ухмылка.

   — Но, как видите...

   — Да, вижу. — Она повернулась так, чтобы свет не падал на синяк на её щеке. — А теперь, возможно, мы проведём немного времени вместе.

Он провёл языком по пересохшим губам и оглянулся на лестницу:

   — Но я полагал, вы...

   — Уже нет.

Они прошли в английский сад с можжевельником и кустами, подстриженными разнообразными формами. Она просунула свою руку под его, небрежно касаясь его бедра своим запястьем. Затем, идя впереди по длинной, покрытой мохом дорожке, она нарушила молчание, спросив:

   — Разве вы просто не восхищаетесь этим ароматом, мистер Данбар? Просто не восхищаетесь?

Он догнал её под раскидистой глицинией. Там было темно, царили запахи: влажной почвы, прелых листьев и духов.

   — Могу ли я надеяться, что вы отобедаете со мною? — спросил он почти шёпотом, хотя они были одни.

Она улыбнулась, но отвернулась, будто отвлечённая цветущей гортензией:

   — Сегодня?

   — Если вы можете, то сейчас.

   — Где?

   — А где бы вам хотелось?!

Она шагнула ближе, опять почти касаясь его:

   — В каком-нибудь экстравагантном заведении?

Они обедали на террасе над переулками Тиргартена, недалеко от того места, где она впервые увидела его. Он заказал камбалу в соусе из белого вина и масла и небольшую флотилию лобстеров. Они говорили об Англии и о простом существовании в деревне с лошадьми, огромными лужайками и крокетом. В ответ на очередное упоминание о заграничных инвестициях она пробежала указательным пальцем по его запястью — туда и обратно, туда и обратно.

Они провели остаток вечера, гуляя: бродили по самым затенённым аллеям между чахлыми соснами и по берегу пруда. После воспоминаний о крокете разговор казался ненужным; они сели бок о бок на скамье, и её рука вновь легла на его руку. Видя консерватизм его взглядов, она в конце концов оставила его лишь с мимолётным поцелуем: её губы на мгновение скользнули по его губам под теми фантастическими вязами.

Она встретилась с ним в следующий вторник, придя к отелю пешком в простой юбке и блузке. Они провели первый час в Национальной галерее. Беседа их оставалась незатейливой: анекдоты из детства Данбара, его воспоминания о летнем отдыхе на побережье; Зелле то улыбалась, то смеялась, то тянулась к нему, то вдруг отодвигалась, подобно рыболову, ловко ведущему форель в холодной воде...

Она пригласила его в свою комнату приблизительно в полночь, после большого количества выпитого шампанского. Посадила его в кресло со стаканом минеральной воды, сама надела простое платье. Вуаль, наброшенная на абажур, погрузила комнату в глубокую синеву. Ароматизированная свеча на каминной полке перебивала запах сырости.

Он упомянул, что чувствует себя нехорошо, но она не обратила на это внимания и повела его к кровати. Она стянула с него туфли, галстук, пиджак и рубашку и приказала ему лечь. Его тело было мягким и бледным, как у ребёнка. Грудь гладкая, почти безволосая. Хотя воздух из открытого окна был довольно холодным, он сразу начал задыхаться.

Она играла с ним, сидя в кресле возле кровати. Пальцем лениво прочерчивала круги по его бёдрам, затем ниже, нежно поглаживая кончиком одного пальца, потом только ноготком. Он отвечал длинным вздохом, закатив глаза и поднимаясь навстречу её прикосновению. Она отвечала полукивком и понимающей улыбкой.

Когда игра закончилась, она всё ещё не разделась и ничего не сказала. Его тело повлажнело от испарины, сердце билось неровно. Ранний ветерок стих, оставляя только тёплое оцепенение ночи на изломе лета.

   — Я должен идти, — сказал он. — Поздно.

Она покачала головой и двинулась к туалетному столику.

   — Нет, не слишком поздно.

На столике стояли два флакона духов, она взяла, не выбирая, один из них — дорогие, но с незатейливым немецким ароматом.

Она всё ещё изучала наклейку, когда он тихо позвал её по имени:


Рекомендуем почитать
Мрак

Повесть «Мрак» известного сербского политика Александра Вулина являет собой образец остросоциального произведения, в котором через призму простых человеческих судеб рассматривается история современных Балкан: распад Югославии, экономический и политический крах системы, военный конфликт в Косово. Повествование представляет собой серию монологов, которые сюжетно и тематически составляют целостное полотно, описывающее жизнь в Сербии в эпоху перемен. Динамичный, часто меняющийся, иногда резкий, иногда сентиментальный, но очень правдивый разговор – главное достоинство повести, которая предназначена для тех, кого интересует история современной Сербии, а также для широкого круга читателей.


История четырех братьев. Годы сомнений и страстей

В книгу вошли два романа ленинградского прозаика В. Бакинского. «История четырех братьев» охватывает пятилетие с 1916 по 1921 год. Главная тема — становление личности четырех мальчиков из бедной пролетарской семьи в период революции и гражданской войны в Поволжье. Важный мотив этого произведения — история любви Ильи Гуляева и Верочки, дочери учителя. Роман «Годы сомнений и страстей» посвящен кавказскому периоду жизни Л. Н. Толстого (1851—1853 гг.). На Кавказе Толстой добивается зачисления на военную службу, принимает участие в зимних походах русской армии.


Дакия Молдова

В книге рассматривается история древнего фракийского народа гетов. Приводятся доказательства, что молдавский язык является преемником языка гетодаков, а молдавский народ – потомками древнего народа гето-молдован.


Странный век Фредерика Декарта

Действие романа охватывает период с начала 1830-х годов до начала XX века. В центре – судьба вымышленного французского историка, приблизившегося больше, чем другие его современники, к идее истории как реконструкции прошлого, а не как описания событий. Главный герой, Фредерик Декарт, потомок гугенотов из Ла-Рошели и волей случая однофамилец великого французского философа, с юности мечтает быть только ученым. Сосредоточившись на этой цели, он делает успешную научную карьеру. Но затем он оказывается втянут в события политической и общественной жизни Франции.


Лонгборн

Герои этой книги живут в одном доме с героями «Гордости и предубеждения». Но не на верхних, а на нижнем этаже – «под лестницей», как говорили в старой доброй Англии. Это те, кто упоминается у Джейн Остин лишь мельком, в основном оставаясь «за кулисами». Те, кто готовит, стирает, убирает – прислуживает семейству Беннетов и работает в поместье Лонгборн.Жизнь прислуги подчинена строгому распорядку – поместье большое, дел всегда невпроворот, к вечеру все валятся с ног от усталости. Но молодость есть молодость.


Сердце Льва

В романе Амирана и Валентины Перельман продолжается развитие идей таких шедевров классики как «Божественная комедия» Данте, «Фауст» Гете, «Мастер и Маргарита» Булгакова.Первая книга трилогии «На переломе» – это оригинальная попытка осмысления влияния перемен эпохи крушения Советского Союза на картину миру главных героев.Каждый роман трилогии посвящен своему отрезку времени: цивилизационному излому в результате бума XX века, осмыслению новых реалий XXI века, попытке прогноза развития человечества за горизонтом современности.Роман написан легким ироничным языком.