Так рождались в творчестве Толстого 80-х годов такие произведения, как «Смерть Ивана Ильича», с ее огромным международным идейно-художественным, культурным значением, которое несравненно выше, в смысле выражения даже моралистических идей, чем любой из «народных» рассказов Толстого, хотя в них и язык чисто крестьянский, и действуют в них крестьяне да сапожники, а в «Смерти Ивана Ильича» главный герой — прокурор, играющий в винт и посещающий знаменитых докторов, и другие персонажи ведут, например, разговор о Саре Бернар.
Важно подчеркнуть несколько моментов, ставших определяющими для проблематики критических толстовских повестей 80-х годов, среди которых главное место занимает повесть «Смерть Ивана Ильича». Это — охарактеризованные Лениным противоречия толстовской идеологии. С одной стороны, круг идей, составляющих существо «толстовства» как религиозно-этического учения. Это — философский идеализм Толстого, его уверенность в первенстве духовного над телесным, идеального над материальным, убеждение писателя, что «жизнью человечества движет рост сознания, движение религии… а не экономическая причина» (Дневник). Это убеждение распространяется целиком и на личное существование человека. Главное в человеке — жизнь духа, направляемая божеством. Дух, заключающий в себе божеское, бессмертен, человек же, живущий земной, плотской жизнью, отпал от бога, он нарушает закон естества, правды и любви, ибо бог и любовь — это одно. Плеханов пишет о противопоставлении Толстым «духа — телу»: «В том виде, какой оно имеет у Толстого, оно равносильно противопоставлению внутреннего человеческого мира, рассматриваемого под углом нравственных потребностей и стремлений,— окружающему человека внешнему миру» 1 . Внешний же мир, обыденная жизнь с ее материальной стороной, ради которой человек столько трудится и хлопочет, — эта жизнь призрачна и пуста, более того — она аморальна, ибо направлена на удовлетворение животного эгоизма личности, а не на нужды духа, нравственного совершенствования, альтруизма. С этой точки зрения отрицается все то цивилизованное, суетное, служащее удовлетворению утонченных физиологических и умственных потребностей, что наполняет каждый день «культурного человека», находящегося, по словам Толстого, «в хроническом состоянии сумасшедшего эгоизма». Но душа каждого человека — это поле, на котором борются два человека : один — ищущий только такого блага себе, которое было бы благом и других людей, и другой, животный человек, — ищущий блага только себе и для этого блага готовый пожертвовать благом всего мира («Воскресение»). В конце концов, рано или поздно, первый, духовный человек побеждает, и тогда наступает «просветление», «воскресение»; человек видит всю тщету своих былых устремлений, всю ложность дороги, по которой шел, и с этого момента начинается иная жизнь, жизнь на благо ближнего, постепенное, путем глубокой внутренней чистки и совершенствования, приближение к богу, к закону естества — любви. Весь этот процесс духовного просветления, второго рождения в боге, должен, в идеале, завершиться полным покоем и мистическим самосозерцанием, нирваной, сознанием своей полной безвредности, ибо «усилие действия не нужно», говорил Толстой, «жизнь наша сама собой проявляется; но нужно усилие неделания, чтобы не сделать или не сказать чего-либо противного истине» 2 . Таким образом, жизнь человека искусственно делится у Толстого на два отрезка, из которых первый обычно протяженней, ибо долог путь к истине и любви: жизнь до обращения, кризиса, духовного озарения и после него. По такой схеме строится жизнь большинства «поздних» героев Толстого и героев его народных рассказов — и Ивана Ильича, и Брехунова в «Хозяине и работнике», и, наконец, Нехлюдова. По существу, эта схема духовного развития человека идет еще от «Исповеди» с ее мучительными поисками бога, кризисом и познанным в конце концов высшим смыслом жизни, с ее делением жизни на «до» и «после».
1 Плеханов Г. В. Смешение представлений. — Соч., т. XXIV, с. 198.
2 Гусев Н. Два года с Л. Н. Толстым. М., 1928, с. 68.
При всей явной реакционности толстовской дуалистической концепции есть в ней и своя рациональная часть: признание за каждой человеческой жизнью величайшей важности и ценности, отыскание в ней глубокого смысла и значения — в противоречие снижению, опошлению жизни в эксплуататорском обществе, стремлению обосноваться в обществе паразитически, за счет рабства или обмана других. Несравненно более активный положительный смысл, однако, имеет другая сторона творчества позднего Толстого — его разрушительная, резко критическая сторона, тесно связанная с буйными, все отрицающими, разинскими чертами угнетаемого и борющегося народа. Об этом писал Ленин: «Стремление смести до основания и казенную церковь, и помещиков, и помещичье правительство, уничтожить все старые формы и распорядки землевладения, расчистить землю, создать на место полицейски-классового государства общежитие свободных и равноправных мелких крестьян, — это стремление красной нитью проходит через каждый исторический шаг крестьян в нашей революции, и несомненно, что идейное содержание писаний Толстого гораздо больше соответствует этому крестьянскому стремлению, чем отвлеченному «христианскому анархизму»…»
