Ничто не может так помочь нам в этом, как постоянное, настойчивое обращение к нашей вечной классике, к тому, что на том действительно всемирном уровне называлось искусством, литературой; больше всего это может способствовать также возвращению порядком утраченного смысла критическим похвалам и порицаниям в адрес писателей-современников, повышению общих художественных критериев.
Вкус, мастерство воспитываются на образцах — это аксиома, которая, однако, как многие нерушимые истины, подчас игнорируется в наши дни.
Нижеследующая статья представляет из себя этюд, посвященный одному из гениальных созданий Л. Н. Толстого — повести «Смерть Ивана Ильича». На примере неоспоримого шедевра нам хотелось показать, что недостаточно говорить просто «мастерство», когда имеешь дело с глубоким жизненным искусством. Страницы повести Л. Толстого, которая рассказана как бы самой простой русской речью, вмещают в себе столь много, они трогают нас столь глубоко, что толстовское слово кажется здесь возведенным в куб по значительности смысла, верности и красоте.
Повесть «Смерть Ивана Ильича» всегда признавалась произведением исключительной силы и мастерства. Первая ее читательница — С. А. Толстая, познакомившись в 1884 году с ранним отрывком повести, замечала: «Вот пишет-то, точно пережил что-то важное, когда прочел и такой маленький отрывок» 1 . Когда через два года повесть была напечатана, она, по словам современного критика, казалась «чем-то небывалым в русской литературе» 2 . И в отношении к остальному творчеству самого Толстого повесть, по мнению критики тех лет, «резко выдается», представляя из себя «нечто гармонически цельное и необыкновенно законченное» 3 . Известно восторженное отношение к толстовскому шедевру многих зарубежных литераторов. Ги де Мопассан воскликнул, прочтя «Смерть Ивана Ильича» во французском переводе: «Я вижу, что вся моя деятельность ни к чему, что мои десятки томов ничего не стоят!» Великий почитатель Толстого Ромен Роллан вспоминал, как повесть Толстого проникла в глухую французскую провинцию, где ее с жаром обсуждали обыватели, до этого вообще не бравшие книги в руки. «Никогда еще подобный голос не раздавался в Европе»,— заявлял Ромен Роллан. Для самого Роллана знакомство с повестью было толчком к огромной нравственно-очистительной работе, наполнившей его молодость. Можно было бы намного увеличить число подобных высказываний, говорящих о совершенно исключительном в ряде случаев воздействии произведения Толстого на самых искушенных читателей. Но мы ограничимся еще лишь одним, правда весьма выразительным, примером. Это — письмо, которое написал Толстому сразу по прочтении повести «Смерть Ивана Ильича» В. В. Стасов. Тонкий и бурно-впечатлительный ценитель и знаток большого искусства так выражал свое непосредственное впечатление: «…ничего подобного я в жизнь свою не читал. Ни у одного, нигде на свете нет такого гениального создания. Все мало, все мелко, все слабо и бледно в сравнении с этими 70-ю страницами…» 4
1 Письмо Т. А. Кузминской от 4 декабря 1884 г . См. комментарий Л. П. Гроссмана к повести «Смерть Ивана Ильича» в кн.: Толстой Л. Н. Полн. собр. соч., т. 26. М ., 1936, с. 681.
2 Струнин Л. Выдающийся литературный тип. — «Русское богатство», 1890, № 4.
3 Этюд А. Лисовского «Смерть Ивана Ильича». — «Русское богатство», 1888, № 1.
4 Лев Толстой и В. В. Стасов. Переписка 1870—1906. Л., «Прибой», 1929, с. 74.
«Смерть Ивана Ильича» создавалась в тот сложный период жизни и деятельности великого писателя, когда он, порвав со своим классом, переходил на позиции патриархального крестьянства, когда художественное творчество его питалось великой силой разоблачения и протеста, являя совершенно поразительные образцы остроидейного искусства, в которых тенденция и реалистическая художественность органически и неуловимо слиты. Как раз потому, что в произведениях 80-х годов Толстой, как он сам говорил, «дал место… художественности ровно настолько, чтобы ужасная правда была видна яснее» 1 , «Смерть Ивана Ильича» вышла таким напряженным и выдержанным во всех деталях, таким единым шедевром повествования, что произведение это принадлежит к тем, на примере которых нужно изучать изумительное умение классиков вырабатывать художественную форму не как что-то самоцельно важное, а как полную кристаллизацию содержания. Интересно добиться в каждом отдельном случае, чтобы было обнаружено то «странное дело — забота о совершенстве формы… когда содержание доброе», как говорил Толстой, давший в своем личном опыте легендарные примеры такой заботы. В этом смысле повесть «Смерть Ивана Ильича» представляет огромные возможности. Мы попытаемся уяснить себе, в чем секрет величайшей убедительности и влияния этих «семидесяти страниц».
1 Запись А. В. Жиркевича. — См.: «Литературное наследство», т. 37—38. М., 1939.
Гениальный писатель, ставший гласом многомиллионного крестьянского народа, безмерно расширил область применения и выражения крестьянского протеста и отчаяния. Он вносил элемент «мужицкой» классовой совести и сознания в те области жизни, идеологии, до которых реальный, бога-истины ищущий мужичок, какой-нибудь Аким, и не додумался бы, настолько ограниченна была его жизненная практика. Толстой был в это время защитником патриархального крестьянства во враждебном ему стане.
