Любить — значит жить - [2]

Крису уже исполнилось шестнадцать, и в конце месяца ему предстояло снова вернуться в частную школу. Как и Перчинка, он с увлечением предавался всяким играм, особенно крикету и «двенадцати палочкам». Волосы у Криса были точно такого же каштанового цвета с красноватым отливом. И несмотря на то, что он курносый, а вся его физиономия усыпана веснушками, парня вполне можно назвать красивым, даже слишком.

Как долго продлится эта война? Ведь всего через два года ему исполнится восемнадцать. А на фронт забирают как раз в этом возрасте.

Миссис Патнер прошла через комнату и встала около мужа, стараясь успокоиться. Она работала медсестрой в госпитале Красного Креста, когда повстречала своего будущего супруга. Милый Чарли! После двадцати четырех лет совместной жизни он изрядно потолстел и потерял былую привлекательность. К своим пятидесяти он уже успел полысеть, и на его лице лежала печать вечной усталости. Он работал поверенным и все свои силы тратил на то, чтобы обеспечить своей семье достойное существование. Но тем не менее все же ему удалось сделать то, к чему всегда стремился. Большой, просторный дом на Кингстон-Хиллз, с роскошью обставленный. Во дворе — огромный сад и теннисный корт. В этом саду всегда проходили какие-нибудь вечеринки. Там собиралась за столом счастливая семья.

А теперь — война!

Мистер Патнер посмотрел на свою жену и спокойно, ободряюще улыбнулся ей.

— Послушай, Могз, полагаю, меня уже вряд ли призовут в армию. А что ты скажешь по поводу службы в Красном Кресте? У тебя еще сохранилась твоя форма? Надеюсь, она все еще тебе как раз.

— Ты смеешься? Я слишком растолстела с тех пор и давно уже избавилась от той одежды, — улыбаясь, проговорила она. Ей было очень приятно, когда муж называл ее Могз. Ведь она уже мать троих взрослых детей. И миссис Патнер охватывала настоящая паника, стоило лишь подумать о том, какое испытание ждало ее троих детей, которые только начинали жить…

— Мам, — обратилась к матери Перчинка, — может, вырежем еще немного черной бумаги для окон?

— Этим мы сразу и займемся после ленча, — сказала миссис Патнер.

Гейл повернулась к матери.

— Я должна позвонить Биллу, — еле слышно проговорила она.

— Ты собираешься обручиться? — со свойственной детям непосредственностью спросила Анна.

Гейл, не обернувшись, ответила:

— Нет, выйти замуж.

Гейл вышла в холл, и в то же самое время дверь открылась, и на пороге появился Билл. Выражение его лица говорило о том, что он пользовался привилегированным правом заходить в этот дом и уходить из него, когда ему захочется.

Гейл взглянула на него. В этот день они собирались пойти играть в теннис, если не испортится погода. Но ракетки в руках у него не оказалось. На нем была серая униформа, и в ней он выглядел гораздо лучше, чем в своем рабочем костюме. Так Билл казался моложе и привлекательнее. Он всегда был очень уверен в себе, и даже Перчинка называла его «босс». Но сейчас все это не раздражало Гейл. Она вдруг осознала, что этот молодой человек сейчас уезжает на войну и, возможно, никогда больше не вернется…

Она уже не могла воспринимать реальность по-прежнему. В последний час после выступления премьер-министра все вдруг изменилось. Весь их мир, их маленький уютный и веселый мирок, в котором они так счастливо жили на Кингстон-Хиллз, вдруг неожиданно пошатнулся.

Гейл почувствовала себя испуганной маленькой девочкой.

Неожиданно для себя самой она вдруг оказалась в объятиях Билла.

Высокомерное выражение мгновенно исчезло с его лица. Сейчас впервые девушка позволила ему прикоснуться к себе, поцеловать себя в щеку, в губы и погладить по волосам.

— Англия должна была объявить войну Германии, чтобы Гейл позволила обнять себя, — сказал он, — я просто схожу с ума от тебя. Ты выйдешь за меня замуж? Прямо сейчас? Я не хочу ждать. А затем я немедленно отправляюсь в армию. И надеюсь, мы будем вместе, пока мой полк не покинет Англию.

Она не произнесла ни слова в ответ, лишь крепче обняла молодого человека и посмотрела на него глазами полными слез. Гейл не могла объяснить словами то, что сейчас чувствовала. Она внезапно поняла, что по-настоящему любит Билла. Он всегда нравился ей. Его светлые волосы, красиво очерченный рот под светлыми, мягкими усами, голубые глаза, в которых иногда мелькал гнев, а чаще нежность, особенно когда они оставались вдвоем. Именно в этот момент Гейл стало казаться, что она любит Билла. Она подумала, что эта любовь окончательно отгонит от нее то воспоминание, в которое уже давно превратился шотландец Ян.

Ян — это призрак. Она никогда не увидит его опять. Ей даже не было известно, где он сейчас. К тому же он никогда и не любил ее. А Билл любит. И ей так хотелось ощущать себя любимой. И еще почувствовать рядом живую душу, преданного мужчину, который защитит ее от всех невзгод.

Они так и продолжали стоять в объятиях друг друга, не произнося ни слова. Наконец Билл проговорил:

— Ты выйдешь за меня? Надеюсь, тобой руководила не идея Чемберлена, объявившего каждого солдата, идущего на поле битвы, героем.

Она засмеялась и покачала головой:

— Нет. Я еще в состоянии самостоятельно принять такое решение. Я уже давно думала об этом, а теперь могу сказать: я люблю тебя, Билл.