Откровенно говоря, эта идея показалась Хизер привлекательной. Но первой мыслью было то, что придется снова расстаться с Ренато. Хотя его, похоже, устраивал ее отъезд.
На следующий день она уже летела в Эдинбург. Остановившись в недавно открытом шикарном отеле на Принцес-стрит, она провела несколько дней, занимаясь распространением продукции Мартелли в самых эксклюзивных местах города, включая и сам отель. Ее поездка проходила с ошеломительным успехом, но, тем не менее, ее постоянно преследовала тоска по мужу.
В последний день Хизер позвонила домой, чтобы просто услышать его голос. Но дома Ренато не оказалось, ей сообщили, что он вернется только на следующий день. Гнев и разочарование охватили ее. Взяв себя в руки, она сумела полностью сконцентрироваться на работе и составила огромный список заказов, который ей не терпелось показать Ренато.
Встретилась она с ним намного раньше, чем ожидала.
Возвращаясь в отель, она остановилась как вкопанная. За стойкой бара вместе с менеджером сидел Ренато. Ее первой реакцией была огромная радость. Мужчины, улыбаясь, встали и приветствовали ее. Муж похвалил ее за блестяще проведенную сделку.
— Ваша жена — истинная Мартелли, Ренато, — сказал менеджер. — Она может справиться с любыми, самыми сложными коммерческими операциями.
— Да, это действительно так, — согласился Ренато.
И все. Ее надежда на то, что он, так же как и она, скучал по ней, умерла. Он приехал сюда исключительно по делу, проконтролировать ее работу.
Пока менеджер заказывал напитки, Ренато посмотрел на ее сердитое лицо и заметил:
— Я думал, ты встретишь меня более радостно.
— Я не люблю скрытые проверки, — буркнула она.
Он как будто растерялся, но тут же взял себя в руки.
— Это не совсем так…
— А по-моему, именно так, — сказала она, вздохнув. — Но я не виню тебя.
Больше они к этому не возвращались. Вечером менеджер пригласил их на ужин, где ей оказывали любезное внимание оба мужчины. А потом в номере, когда она показала Ренато список совершенных сделок, он еще раз похвалил ее. Ей хотелось поглубже заглянуть ему в глаза и вызвать на совсем другой разговор, но он не позволил ей этого. Зато, когда он обнял ее и сказал: «Позволь, я покажу тебе, как действительно я доволен тобой», она забыла о своих переживаниях и отдалась наслаждению.
Когда после они лежали в объятьях друг друга, он проговорил:
— Тебя же ведь не разозлило, что я приехал, правда?
— Я думала, ты приехал по важному делу.
— Что может быть важнее?
— Ах, да, ведь я тут могла шикарно проводить время, тратя деньги направо и налево.
— Конечно, ведь, как ты помнишь, я впервые увидел тебя в роли корыстного консультанта в магазине. Или ты уже забыла?
Но этого разговора ей было мало. Ведь теперь, когда они были так близки, наверняка она могла вызвать его на большую откровенность.
— Что мы в действительности знаем друг о друге? — начала она. — В постели все, но за ее пределами ничего.
— Вздор. Ты многое знаешь обо мне, коварном, делающем все по-своему манипуляторе. Не помню, что еще ты говорила, но, похоже, ты знаешь меня очень хорошо. К тому же, — он вдруг стал серьезным, — в постели мужчина и женщина приходят к наичистейшей правде.
— Да, — сказала она, — но только к единственной.
— А насколько, по-твоему, важны все остальные правды?
— Может быть, и не очень важны. Но потом… когда пройдут годы…
— Забудь о годах, — просто ответил он.
— И это я слышу от человека, который планирует все на несколько лет вперед?
Сначала он ничего не ответил, но потом спросил странным голосом:
— Ты имеешь в виду Лоренцо? Я предпочел бы не говорить об этом, но раз ты хочешь, да, я признаю. Я попытался распланировать слишком многое. Ваш брак стал бы ошибкой. Я осознавал это с того самого дня, когда мы катались на лодке. Но было уже слишком поздно. Что мне оставалось делать? Соблазнить невесту брата?
— Попытаться соблазнить ее, — поправила она. — Не факт, что ты бы в этом преуспел.
Он многозначительно промычал:
— И что же смогло бы мне помешать?
Она вспомнила нахлынувшие на нее чувства, когда он нежно втирал ей в спину лосьон для загара. И, что было важнее, то установившееся между ними нежное взаимопонимание, когда она взяла его руку, чтобы рассмотреть шрам на ней. Тогда не было никакой страсти. Было лишь волнующее ощущение друг друга.
— Ну и? — настаивал он. — Если бы я тогда забыл о чести и пристойности, разве ты не сделала бы того же?
— Все было по-другому. Я любила Лоренцо.
— Да, любовь — сложная штука, — согласился он. — Особенно, когда это всего лишь иллюзия.
Ей страстно захотелось напомнить ему его же слова: «я верил в то, во что не верю сейчас», и узнать, не изменил ли он теперь своего мнения. Ведь наверняка их близость изменила многое. Но в последний момент она побоялась услышать ответ и промолчала.
— Думаю, мы теперь никогда не узнаем, что могло бы быть, — сказала она.
— Да. Я могу сказать только, что дико хотел тебя, но заставлял себя держаться на расстоянии. Когда Лоренцо сбежал, в душе я был страшно рад, но ты возненавидела меня. Мне не в чем тебя винить, но тогда мне казалось, что теперь к тебе вообще невозможно подойти.
