Любить не просто - [57]

Он поправит рукой ее мокрые пряди — ведь она придет из ливня. Будет вглядываться в лицо, коснется упругих плеч, обтянутых промокшим ситцем в зеленые горошинки. А еще он скажет про золотой венец, который оберегал славян от завоевателей и от всяких бед.

Он тревожно засыпал.

Перед рассветом ему приснился волшебный венец, и степь, и дождь, и промокшая босоногая девушка, похожая на его Мирославу.

Олег Евгеньевич невнимательно слушал оратора, чуть заметно морщился, глядя на президиум собрания, медленно обводил глазами весь зал, словно искал сочувствия своим мыслям. На собрании шла речь о будничных институтских делах — подводили итоги года, намечали и утверждали планы на будущее, вносили изменения и поправки.

Докладывал Доля. Все и так хорошо знали, как идет работа в их отделах, однако его слушали. Какая-то дивная сила заставляла прислушиваться к нему. Умел Доля показать общую картину с неожиданной стороны. Многие с удивлением обнаружили, что самый многолюдный отдел Соцкого фактически своей плановой работы не выполнил, хотя в предыдущих отчетах значилось успешное ее завершение. Выяснилось и такое — на Соцкого работало еще несколько сотрудников из других отделов (дело было важное, и дирекция шла навстречу просьбам заведующего). Но сборники обработанных документов тем не менее не были сданы в издательство. Все ожидали, что вслед за Долей на трибуну поднимется Иван Дмитриевич Кучеренко и взорвется с критикой в адрес администрации.

Олега Евгеньевича это не слишком волновало. Пускай Доля сыплет цифрами из своей записки (Медунка хорошо-таки поработал), пускай бросает грозные взгляды поверх пенсне, но никуда, милейший, ты от меня не денешься. Буду просить еще людей, и ты будешь давать, а то не управимся и дальше.

Соцкий опустил голову — ой как нужно ему сейчас ускорить дело! И если удастся задуманная экспедиция, отдел с честью выйдет, как говорится, на орбиту. Выбить бы только фонды. Коля Куренной горячо берется за это. Что ж, дело верное. Материал интересный, богатый — ведь народное творчество! Помнится, какое впечатление произвели на всех работы народной художницы-ткачихи. Знали о ней только в районе, устраивали выставки, показывали на фотографиях, а теперь знает весь мир.

Они зашли к ней. В хате поразила масса самотканых рушников и ковриков. Белые, красные, сине-голубые цвета мерцали, переливались. Посреди хаты — обыкновенный ткацкий станок. В наше время женщины уже не занимаются ткачеством в домашних условиях. А тут — настоящий мастер, художница…

Они устроили в столице выставку работ этой женщины-мастера, впечатление было исключительное. Люди подолгу стояли перед рушниками, ошеломленные игрой удивительно свежих красок, непривычным их сочетанием.

А что может противопоставить Кучеренко этим живым свидетельствам истории? Древние курганы с черепками и почерневшими скелетами? Да нужно ли теперь, в наше время, разыскивать в степях эти курганы, старые захоронения, бросать на ветер кучу денег на раскопки. Для чего? Для того, чтобы доказать, что здесь, на этой земле, жили когда-то наши предки? Да это и так ясно, раз мы живем здесь.

Вот так-то, уважаемый академик!.. Так что не очень кричите про свои хроники и курганы. Только бы Долю убедить в этом — иначе с экспедицией будет задержка.

Но он, Соцкий, своего не уступит.

И Олег Евгеньевич, зевнув, от нечего делать продолжал разглядывать небольшой зал. Кинул взгляд на невысокую фигуру директора. Несмотря на свой возраст, Макар Доля обладал сильным голосом. Удивляла даже не звучность его, а искреннее, страстное чувство, оно завоевывало симпатии слушателей. Могучий старик. И мудрый. И ведь в прошлом обыкновенный сельский хлопец! Заведовал в селе хатой-читальней, а после организовывал колхоз, кулаки в него стреляли. Учился на рабфаке, потом в университете. После войны вот уже четверть века здесь работает. Его характерная фигура, его белые волосы буквально вписались в барельефы и колоннады старинного здания их института.

Но нет ничего вечного. Все знают, что их «батька» вот-вот в последний раз откроет дверь своего кабинета. Кто тогда заменит его? Медунка? Кучеренко идти директором опять не захочет. Да и какой из него администратор — он слишком своенравный, вспыльчивый. Что и говорить — Доля понимает это. Хоть недолюбливает Медунку, а держит.

Кто еще среди них мог быть претендентом? Никто. Все либо слишком молоды, либо уже в годах. А он, Олег Соцкий? Когда-то он уже испил этой водицы, знает, что руководить — это наживать не только друзей, но и врагов. Было когда-то…

От воспоминаний сердце заныло, как старая рана. Разве он не делал людям добра, будучи когда-то заместителем директора? Ночей недосыпал. А Доля все равно не принимал его всерьез. За резкость, за прямоту. Не умел он подлаживаться так незаметно и элегантно, как это получается у Бориса.

Ушел Соцкий от Доли сам. Никто его не спросил, почему он так поступил, никто не советовал вернуться назад.

Но к чему об этом думать? Доля пока что не собирается с ними прощаться. Хотя уже давно пора. Человек всегда должен чувствовать, когда наступает эта пора — когда нужно сойти со сцены. Впрочем, Долю можно понять. Вся жизнь его прошла в этих стенах. Институт стал для него больше чем своим домом. Там он только ночует, а здесь весь в горении. С утра — поток посетителей с бесконечными делами. Звонки. Совещания. Здесь ждут его слова, его решения. Он нужен людям.