Любить не просто - [112]

Сидели за столом. Вспоминали прошлое. Гелена и Василь о чем-то спорили. Мария улыбалась, качала головой. Да… да… Но ничего не слышала. Только видела их глаза. Добрые, зеленовато-русалочьи глаза Гелены, серые, настороженные Василя и глубокие, черные глаза их дочки… Галинки.

Она протянула жесткую узловатую руку к девочке и осторожно, как бы с опаской, погладила ее по голове.

АВТОРУЧКА

I

В маленькой приземистой комнате уже темнело. Сквозь густой слой намерзшего на окнах инея еле пробивался скупой дневной свет. Учительница смотрела на страницу, поднеся книгу к самому окну. А перед столом в ряд стояли дети и хором выводили звонкими голосами:

Наша Армія Червона

Стереже свого кордона!..

Готовили большой новогодний концерт. И хотя фронт уже откатился от села далеко, учительница и дети привычно прислушивались к каждому звуку за окном. Только прогремит по выбоинам дороги телега или тяжело упадет с яблони снежный комок — все вздрагивали, и в глазах появлялся немой вопрос. И тут же исчезал: наши отогнали немцев за Днепр, и школа готовилась встретить свой первый после освобождения год.

После уроков никто не уходил домой. Одетые в ватники, в теплые отцовские пиджаки, в огромных сапогах или рваных валенках, девочки и мальчики очень походили друг на дружку. Бледные, вытянутые лица, по-взрослому серьезные глаза, в которых на самом дне таились не то печаль, не то страх…

В первом ряду у окна сидел «четвертый» класс. Второй ряд занимали «первый» и «второй» классы. Учительница Марфа Ивановна была одна у всех.

Репетиция закончилась. И тут в «четвертом» классе поднялась Зинка, «городская». Так прозвали ее между собой ребята, потому что она с матерью приехала в село незадолго до того, как под селом стал фронт. Зинка отличалась от прочих ребят более изысканной «городской» одеждой. И даже в черных косах у нее было два банта.

— Марфа Ивановна, у меня пропала ручка, — громко заявила Зинка. Она училась лучше других и с учительницей держалась смело.

— Как это — пропала? — удивилась Марфа Ивановна, глядя на Зинку утомленными глазами.

— Я ее положила вот сюда, в сумку и… нет…

— Посмотри хорошенько, может, закатилась куда-нибудь… А то, может, ты дома забыла? Мы ведь сегодня ничего не писали… И вы, дети, посмотрите возле себя…

Весь «четвертый», и «первый», и «второй» — третьего не было — засуетились и полезли под скамьи. Все искали Зинкину ручку. Это была в самом деле большая потеря. Купить ручку было негде. Их выстругивали из палочек вербы и ниткой закрепляли перо. У Зинки была особенная ручка — черная, блестящая, с красивым пером, и даже закрывалась колпачком. Учительница сказала: авторучка! Разумеется, каждому хотелось хотя бы подержать ее, если уж не написать какое-нибудь слово. Зинка не давала никому, кроме подружки, с которой сидела, — Гали Шишковской.

Ручки нигде не было.

— Дети, признайтесь, у кого Зинина ручка? — спросила Марфа Ивановна.

Все молчали, притихли.

— Я не бра-ал! — жалобно протянул вдруг Костя из «второго» класса.

— И я… — отозвался за ним брат Мишка, из «первого», и протянул учительнице сумку. — Посмотрите.

Марфа Ивановна покраснела.

— Я верю тебе… Ну, дети, может, у кого-нибудь из вас эта ручка случайно закатилась в сумку. Посмотрите…

Все начали шарить в сумках, по карманам. Ручка не находилась. Марфа Ивановна разволновалась. Никто из учеников ни у кого ничего не брал, как ни трудно было учиться. Все писали на серой бумаге, которую добывали из картонных футляров от каких-то немецких снарядов. Картон этот размачивали, отдирали отдельные листки, сушили, резали и сшивали в «тетради». Чернила делали из сажи, собирая ее в печах, ручки — из веток вербы. Вот только с перьями было трудно — их доставали у фронтовиков, проходивших иногда через соло. Когда перо ломалось, это была трагедия. Вот как у Оли Паливоды. Уже третий день она писала одной ручкой со своей соседкой Аленкой. Правда, Аленка неохотно делилась с Олей своей ручкой, не сразу давала ее. Оля нервничала и часто поднимала руку:

— Марфа Ивановна, она опять не дает…

— На, вот! — громко заявляла Аленка и подсовывала соседке свою «вербовку». Конфликт этим исчерпывался.

Сейчас Марфа Ивановна серьезно смотрела на Паливоду:

— А у тебя. Оля, случайно нет Зининой ручки?

У девочки появились на щеках красные пятна. Слезы выступили на глазах. Она медленно протянула свою полотняную сумку и прошептала:

— Вот… Проверьте…

Все выжидающе смотрели на учительницу.

— Ну, хорошо… Значит, нет…

II

Ярко-зеленая травка уже проклюнулась тоненькими иголками у плетня. Расправляли свои помятые листья лопухи. Марфа Ивановна с детьми убрала несколько классов в полуразрушенном здании школы и собиралась перейти туда из тесной и особенно неуютной весной хаты тетки Явдохи. Шумными веселыми табунками разбегалась детвора по домам.

Оля ходила вместе с Аленкой и братьями Перевозами — жили они в одном конце. Галя Шишковская тоже жила здесь, но она пренебрегала обществом малышей и шла чуть позади. Обычно из Олиного двора выбегал навстречу Тарасик, младший брат Оли. На этот раз он стоял уже у ворот. Шмыгнул носом и спрятал руки за спину:

— Ага, а у меня что-то есть!