Любимые женщины клана Крестовских - [9]
– Сложно слишком. А второй вариант?
– Он хочет, чтобы я нашел настоящего убийцу. Тот деревенский Анискин и не пытался ничего расследовать, а твой отец был занят моей персоной, вытаскивал меня из тюрьмы. Спасибо, вытащил. Я тебе не говорил, но его условие было – чтобы я больше не копался в этом деле. Пришлось согласиться. Но я-то не поджигал дом! Ты что, до сих пор мне не веришь?
– Верю, успокойся. Только не понимаю, что ты в деревне-то сумеешь сделать?
– Лиза, Рождественка ведь совсем рядом с Кротовкой.
– И что? Не пойдешь же ты опрашивать жителей? Прошло двадцать с лишним лет!
– В Кротовку я, конечно, не сунусь. Но и в Рождественке, я уверен, найдутся те, кто помнит этот пожар. Знаешь, иногда деревенские сплетни могут быть вполне достоверными. Послушаю, что говорят, кого винят, о ком сожалеют. Кстати, на бывшего мужа Любавы никто и не подумал. А он, хотя и тронулся умом, но вполне мог! И это еще вопрос, правда ли, что его не отпустили из психушки…
– Я разве тебе тогда не говорила, что он там и умер? Два месяца на уколах выдержал. Я точно говорила тебе!
– Нет, не помню…
– Впрочем, может быть, ты не услышал меня. Долго еще после пожара словно под наркозом ходил!
– Да? Тогда и женился я на тебе… под наркозом! – не удержался Махотин.
Лиза помрачнела. Муж опять походя ее унизил.
– Прости. Вырвалось, – сделал он неуклюжую попытку извиниться. – Я помню, еще брат у него младший был. Тогда ему лет десять исполнилось. Злобный такой волчонок, все ходил вокруг нашего дома и мелко так пакостил: то цветы потопчет, а их Любава столько насажала! То калитку с петель снимет. Однажды я ему уши надрал: он в коляску к Ларке, а она стояла под навесом в саду, лягушку дохлую подложил. Главное, я видел это. И знал, что он в кустах сидит, ему, поганцу, посмотреть хотелось, как Любава визжать будет. Метнулся я к кустам, успел его за шиворот ухватить и наподдал слегонца.
Лиза слушала мужа, и в который раз боль тихой змеей заползала в душу. Как всегда, когда муж вдруг вспоминал Любаву, он на глазах менялся. Лицо разглаживалось, глаза наполнялись влажной нежностью, голос становился тихим и печальным. Лиза в такие минуты, стиснув зубы от злости, делала сочувствующее лицо и слушала про ненавистную соперницу. Он все говорил и говорил, а она, чуть не падая в обморок от еле сдерживаемого напряжения, так нелегко давалось ей это «лицо», представляла и представляла женщину горящей. Он замолкал и всегда после этого уходил от нее, словно стесняясь этого своего порыва. Похоже, это ее ноша: терпеть ее, давно умершую, в их жизни. Глядя на ее дочь, завидовать ее мертвой красоте и в объятиях мужа чувствовать себя чужой.
Лиза стряхнула с себя оцепенение: так и есть, Махотин ретировался в спальню. Но сегодня она не даст ему уйти в прошлое! Лиза решительно толкнула дверь.
– Боря, ты обещал поговорить с Аленой…
– Да-да, сейчас, минутку.
– Боря, она собирается куда-то уходить.
– Да иду я. – Голос Махотина звучал раздраженно.
Вопроса, ехать Алене с ними или нет, для него не было. В его семье давно должны понять – если он решил, это не обсуждается. Но у дочери слишком уж заковыристый возраст. Махотин усмехнулся: «Вот не повезло Лизке: и внешностью Аленка в меня, и характерец мой! Жена думает, что я ее уговаривать стану. Нет, дудки! Я не упущу такого шанса: моя дочь и моя жена в деревянной избе с удобствами в конце огорода!» Махотин опять развеселился.
Алена сидела на мягком пуфе перед огромным зеркалом, закрепленным в стильной металлической оправе, и расчесывала волосы. Низкий стеклянный туалетный столик был уставлен баночками и флаконами. Махотин кинул критический взгляд на ее прическу. «Что за мода такая – на голове какие-то рваные клочья. Из-за этого Алена похожа на белесую ворону. Вот Ларочка! Волосы – шелк, струятся по плечикам, мужиков такая красота с ума сводит. Впрочем, Аленка еще пацанка, какая там любовь-морковь, с Жоркой на мотоцикле гонять – вот и все желания!»
– Пап, не стой столбом за спиной, раздражаешь! – Алена махнула рукой на второй пуф. Махотин и не подумал на него сесть. Грузно опустившись на Аленину кровать, он продолжал молча рассматривать дочь.
– Ну! Что ты молчишь? Пришел уговаривать – уговаривай!
– Зачем?
Алена отложила щетку для волос и удивленно посмотрела на отца.
– Ты же хочешь, чтобы я ехала в эту Задрипенку?
– Ты и поедешь. В Рождественку.
– А меня ты спросил?
– А что, нужно было?
– Я же не дошкольница какая! Мог бы и спросить! У меня, к твоему сведению, другие планы на лето! – Алена начала злиться.
– И какие же?
– Мы договорились с Жоркой и Стаськой…
– Во как! Договорились!
– Да! И их родители, кстати, вполне вменяемые люди, оплатили номера в том же отеле, что и мы. Только мы из-за твоей прихоти теперь сдаем билеты и едем кормить комаров в Задрипенку!
– Едем… – Махотин весело посмотрел на дочь.
– Ты что, издеваешься? Да захочу, я вообще с вами никуда не поеду! Это мама тебе в рот смотрит, а я…
– Что – ты? – Голос Махотина стал серьезным. Ох, как избаловала Лизка их дочь!
– Я поеду с Жоркой! – Она с вызовом смотрела на отца.
– Он готов оплатить тебе поездку? На свои личные сбережения?
Когда на твоих глазах умирает бывший сокурсник, личность ничем ни примечательная, когда студенческая любовь перерастает в ненависть, взрывается твоя машина, стоит задуматься – а так уж правильно прожита жизнь? Не осталось ли неоплаченных долгов, пусть совершенных по молодости и неопытности. А ближние твои – кто они тебе? По своему ли пути ты идешь, просто выполняя взятые на себя обязательства? И, может быть, не поздно еще попытаться что-то изменить?
Евгений Крестовский уже достиг того положения, когда деньги работают за тебя, к власти стремиться незачем, любимая дочь живет своей устоявшейся жизнью. Каким путем и какой ценой он пришел к этому, знают только он, его близкий друг и Господь Бог. И как страшно осознать, что теперь, в конце пути, за все придется дорого заплатить. И первое, что он потеряет – свое имя. И преступления, совершенные им в прошлом, покажутся в стократ чудовищней самого страшного греха…
Убийство Анки Хмелевской в польском Кракове и похищение Кати Шторм в России происходят практически одновременно. Что связывает этих двух молодых женщин? Почему так странно ведет себя похититель девушки, не предъявляя никаких требований ее родным? Если бы брат и сестра Кати не оказались на месте гибели Анки по чистой случайности, эти вопросы могли бы остаться без ответа. И никто бы не узнал, где находятся ценности, украденные полвека назад у московского коллекционера.
Следователь должен быть честным и беспристрастным, чувства только мешают делу. Этого нехитрого правила Борин придерживался всю жизнь. Но и на старуху бывает проруха. Циничный и бывалый следак влюбился как мальчишка в одну из свидетельниц по делу о двойном убийстве. Или не просто свидетельницу? Да и дело оказывается непростым. Рубиновый гарнитур, завещанный потомкам пяти сестер Печенкиных, является ключом к получению немалых ценностей, лежащих в швейцарском банке. Спустя почти столетие один из наследников, Леон, который сильно задолжал местному авторитету, находит старое завещание и начинает поиски родственников в надежде собрать все предметы вместе и получить наследство. И тут убийство одного из наследников и пропажа серег из гарнитура…
Несчастная разведенка, сбежавшая от деспотичного мужа; бывший военный, потерявший семью; тихий безработный пьяница, неудачливый журналист; проститутка, решившая «завязать», – все эти люди конченые неудачники. И когда, казалось, уже все потеряно, судьба дает им шанс в виде необычного подарка: нескольких квадратных метров в коммуналке и банковской карты на небольшую сумму. И простое на первый взгляд условие – наладить свою жизнь. Суперприз – квартира. Но все оказывается сложнее: старые стены хранят много тайн, а чужие еще вчера люди становятся участниками одного спектакля.
Начало двадцатого века. Оренбург. В семье Афанасия и Анны Печенкиных пять дочерей: Зоя, Антонина, Анастасия, Наталья и Елена. После смерти родителей им в наследство остается значительное состояние. А так же, каждая получает по одному предмету из фамильного гарнитура: колье, серьги, кольцо, браслет и заколку. В завещании, оставленном родителями, имеется одно условие. Для получения своей части наследства сестра или ее потомки должны собрать и предъявить в банк все пять предметов этого гарнитура. То есть, разыскать потомков своих сестер.
Жанна Кирова: Всю юность я мечтала перебраться в штаты, только родители рогами встали: нужно закончить ВУЗ. Пять лет угрохано на учебу, заветный красный диплом на руках. Но вновь выпустившийся специалист на фиг никому не нужен. Поэтому мои взоры снова устремились в сторону Америки. США – страна грёз, взлетов и падений, территория, где исполняются мечты… Именно в Нью-Йорк я и рванула, не взирая на протесты родственников. Три месяца рабочей визы в моем кармане. В голове четкий план, а на сердце холодно. Только, кажется, я очень прогадала насчет своей расчетливости… Митчелл Винчестер: Кто же знал, что остановка возле первого попавшегося магазина для покупки презервативов обернется такой головной болью.
Две подруги едут отдыхать в деревню. Их ждет много захватывающих событий: они не только будут наслаждаться летними горными красотами, но и знакомиться с интересными, симпатичными людьми и даже с одним… убийцей…
Люди создают браки по любви, по расчету, по дури. И только я оказалась женой из ненависти. Тот, кого любила всем сердцем, сказал: "Добро пожаловать в ад!" И он не соврал… Мне предстоит выбраться из этого ада и спасти любовь. Странная, но интригующая история о настоящих чувствах. Фотографии с shutterstock.
Моё тело сковывает серо-белая смирительная рубашка. Густые темные пасма моих волос ниспадают на лицо. По-настоящему сумасшедшая улыбка расплылась на моих губах, когда я из-под своих косм смотрю на лицо человека, из-за которого я здесь. Где именно? Психиатрическая больница Святой Марии. Конкретнее? Кабинет главного врача Медрика Шварца. Из моего рта вырывается прерывистое запыхавшееся дыхание из-за недавних событий. Но обо всем по порядку. Возвратимся на два месяца назад… 18+.
Прошу обратить внимание: это не рыцарский роман. Я ужасный человек. Я лгал, мошенничал и воровал. Я решал, кому умереть, а кому остаться в живых, воспринимая это как должное. Но ничего из этого не имеет значения, уже не имеет. Это не мои грехи. Я вижу, как она поднимает руки. Темный металл, крепко зажатый в руках, отражает лунный свет. Ее палец дрожит, когда она направляет пистолет на меня. Глаза холодны и непреклонны, но я знаю. Я знаю ее. Меня зовут Девон Андрэ, и я исповедуюсь в своих грехах. Я ужасный человек, и люблю эту женщину.
Намджуну вот-вот тридцатник. Денег куча, всё есть, жизнь благоустроенная. А любовь никак не попадается на его пути. У всех вокруг попалась, а ему — нет. В чём проблема? В нём самом или в девушках, которых, как специально, чтобы его запутать, охренительно много в пределах досягаемости?