Любимые книги - [82]
Нет, плохо мы читаем Ленина. Многому, очень многому мы могли бы у него поучиться, если хотя бы со дня выхода 5-го издания читали его, а не превратили в справочник цитат.
Что ж, будем исправляться, будем читать теперь. Это ведь не для красного словца говорится, что ленинское творческое наследие неисчерпаемо. Это и в самом деле так. Но нередко эти слова мы произносили как заклинание, в ряду других восторженно-дежурных эпитетов по отношению к Ленину, подчас не умея вникнуть в суть, не до конца осознав, насколько же эти слова соответствуют действительности. Правда, некоторые представляют себе неисчерпаемость как невозможность все перечитать. Еще бы: иных оторопь берет при одном взгляде на длинный ряд этих строгих, академического вида томов. Вот они и «черпают» по статье, по страничке, а то и по цитатке… Конечно, эдак можно ознакомление с ленинским творчеством растянуть на сто лет, а потом еще сказать, мол, и ста лет не хватило.
Нет, неисчерпаемость не в объеме ленинских текстов, она – в объеме его мыслей. Я, например, буквально физически ощутила эту неисчерпаемость. Есть тома, читанные и перечитанные по десятку раз! 1-й, 9-й, 34-й, 45-й… О них я писала статьи, о них рассказывала в устных выступлениях, о них написано и в этой книге… Казалось, все известно: помню на память не только многие высказывания, но и номера страниц… Но вот беру любимый том, весь подчеркнутый и испещренный заметками, и вновь и вновь открываю для себя не замеченное, не увиденное, не понятое ранее.
Обидно бывает за того, кто еще не понял необходимости постоянного общения с ленинскими книгами. Что поделать, очень долго ленинизм был у нас на положении какой-то теоретической роскоши. Книги его печатались, в системе политпросвещения они «проходились». И, самое парадоксальное, – не всегда поверхностно. Я сама училась в университете марксизма-ленинизма и помню, какие порой интересные дискуссии вспыхивали между нами, учащимися. Только вот к реальной действительности все это не имело никакого отношения. Теперь мы уже знаем, что начиная с 1929 года жизнь во многом пошла вразрез с ленинизмом. Это явление оторванности жизни от наших теоретических корней, от марксистско-ленинских идей, особенно проявилось в последние перед апрелем 1985 года два десятилетия. Спокойно жилось тем, кто смирился с лозунговым толкованием ленинизма, кто с чистой совестью вывешивал у себя в кабинете плакаты с ленинскими изречениями – и продолжал жить по нормам, весьма далеким от ленинских.
И вот – взрыв общественного интереса к Ленину, к его творчеству. Как и при всяком взрыве, много осколков и брызг, много путаницы и мешанины. Разноголосица мнений потрясающая: от призыва «Назад, к Ленину!» до обвинений, что это он, дескать, виноват во всех дальнейших деформациях идеи социализма, в том числе и в возникновении сталинизма. Раздаются и старые меньшевистские сентенции: мол, нельзя было совершать социалистическую революцию в такой отсталой стране и т.д.
Но все равно – к Ленину потянулись, тома его сняли с полок. И на этот раз не для экзаменов или для выписки расхожей цитаты, а, как говорится, – «нужда заставила»: перестройка! Но разве можно наспех, с ходу одолеть все 55 томов? Нет, конечно. Поэтому естественно, что кинулись прежде всего к 43, 44, 45-му томам: ведь там о продразверстке, о продналоге, о торговле, о кооперации, там – о нэпе! Что и говорить, тома с нэповской тематикой как воздух нужны нам сегодня. Только не впасть бы в новый догматизм. Вспомним еще раз ироническое замечание Ленина: «Даже Маркс не догадался написать ни одного слова по этому поводу и умер, не оставив ни одной точной цитаты и неопровержимых указаний. Поэтому нам сейчас приходится выкарабкиваться самим» (т. 45, с. 84).
Ну а разве Ленин оставил «неопровержимые указания» относительно, скажем, сегодняшней кооперации? Ведь в его письмах, докладах и статьях говорилось совсем о другой кооперации – о кооперации как средстве объединения многомиллионного частнособственнического крестьянства, как о ступеньке к крупному социалистическому хозяйству. В перспективе Ленин конечно же мечтал о колхозах, только не о тех огосударствленных, подневольных колхозах-совхозах, которые в 30-е годы были построены на крови и костях истерзанного крестьянства, а о колхозах, естественно выросших из кооперации… Так что если логически проследить за ниточкой ленинской мечты, то получится, что кооперацию он рассматривал как ступеньку к колхозам.
Сегодня же кооперация призвана сыграть прямо противоположную роль – ослабить чрезмерную зацентрализованность, переукрупненность хозяйств. Сегодня колхозы рассматриваются в перспективе как ассоциация кооперативов. То есть идет обратный процесс: крупное хозяйство дробится на мелкие, причем жизнь рождает большое многообразие форм – тут и семейный, и арендный подряды, и хозрасчетные бригады, и индивидуальные арендаторы… Сегодня колхоз рассматривается как кооператив кооперативов, то есть как кооператив второго уровня. Более того, речь идет уже и о создании кооператива третьего уровня: то есть на место не оправдавших себя командно-административных РАПО должны прийти демократически управляемые ассоциации колхозов, которые на хозрасчетных основах будут выполнять консультативные и координирующие функции.
В данной работе рассматривается проблема роли ислама в зонах конфликтов (так называемых «горячих точках») тех регионов СНГ, где компактно проживают мусульмане. Подобную тему нельзя не считать актуальной, так как на территории СНГ большинство региональных войн произошло, именно, в мусульманских районах. Делается попытка осмысления ситуации в зонах конфликтов на территории СНГ (в том числе и потенциальных), где ислам являлся важной составляющей идеологии одной из противоборствующих сторон.
Меньше чем через десять лет наша планета изменится до не узнаваемости. Пенсионеры, накопившие солидный капитал, и средний класс из Индии и Китая будут определять развитие мирового потребительского рынка, в Африке произойдет промышленная революция, в списках богатейших людей женщины обойдут мужчин, на заводах роботов будет больше, чем рабочих, а главными проблемами человечества станут изменение климата и доступ к чистой воде. Профессор Школы бизнеса Уортона Мауро Гильен, признанный эксперт в области тенденций мирового рынка, считает, что единственный способ понять глобальные преобразования – это мыслить нестандартно.
Годы Первой мировой войны стали временем глобальных перемен: изменились не только политический и социальный уклад многих стран, но и общественное сознание, восприятие исторического времени, характерные для XIX века. Война в значительной мере стала кульминацией кризиса, вызванного столкновением традиционной культуры и нарождающейся культуры модерна. В своей фундаментальной монографии историк В. Аксенов показывает, как этот кризис проявился на уровне массовых настроений в России. Автор анализирует патриотические идеи, массовые акции, визуальные образы, религиозную и политическую символику, крестьянский дискурс, письменную городскую культуру, фобии, слухи и связанные с ними эмоции.
Водка — один из неофициальных символов России, напиток, без которого нас невозможно представить и еще сложнее понять. А еще это многомиллиардный и невероятно рентабельный бизнес. Где деньги — там кровь, власть, головокружительные взлеты и падения и, конечно же, тишина. Эта книга нарушает молчание вокруг сверхприбыльных активов и знакомых каждому торговых марок. Журналист Денис Пузырев проследил социальную, экономическую и политическую историю водки после распада СССР. Почему самая известная в мире водка — «Столичная» — уже не русская? Что стало с Владимиром Довганем? Как связаны Владислав Сурков, первый Майдан и «Путинка»? Удалось ли перекрыть поставки контрафактной водки при Путине? Как его ближайший друг подмял под себя рынок? Сколько людей полегло в битвах за спиртзаводы? «Новейшая история России в 14 бутылках водки» открывает глаза на события последних тридцати лет с неожиданной и будоражащей перспективы.
Что же такое жизнь? Кто же такой «Дед с сигарой»? Сколько же граней имеет то или иное? Зачем нужен человек, и какие же ошибки ему нужно совершить, чтобы познать всё наземное? Сколько человеку нужно думать и задумываться, чтобы превратиться в стихию и материю? И самое главное: Зачем всё это нужно?
Память о преступлениях, в которых виноваты не внешние силы, а твое собственное государство, вовсе не случайно принято именовать «трудным прошлым». Признавать собственную ответственность, не перекладывая ее на внешних или внутренних врагов, время и обстоятельства, — невероятно трудно и психологически, и политически, и юридически. Только на первый взгляд кажется, что примеров такого добровольного переосмысления много, а Россия — единственная в своем роде страна, которая никак не может справиться со своим прошлым.