Любимец зрителей - [63]

– А я? При чем же здесь я? – вскричал Сильвен и мигом поправился: – Я неудачно выразился. Я имею в виду Вертера.

– Так вот, вы, несомненно, уже догадались, что Вертер – гонщик-испытатель при старике отце. Он завершает работу над конструкцией нового мотора. Деньги все решают и на сей раз! Альберт – конкурент, готовый ухнуть миллиарды, лишь бы обеспечить себе эксклюзивное право на этот мотор.

– А Вертер любит Шарлотту! – напоминает Сильвен.

– Да. К этому мы больше не возвращаемся, но Вертер, потеряв Шарлотту, задумывает адский план похоронить надежды Альберта, и тот разбивается за рулем испытываемой модели. Как видите, наши персонажи движимы уже не пустыми чувствами, но определенными материальными интересами. И эти интересы символизирует фон, на котором развивается действие: заводские корпуса, сборные конвейеры, испытательные треки, шумы современного индустриального мира.

Сильвен молчит, сраженный наповал. Медье согласно кивает.

– Да, конечно, – бормочет он, – это интересная точка зрения.

– Возможно, нам придется также изменить имена, – добавляет Фьорентини. – Имя Шарлотта устарело. Оно пристало горничной. И даже Вертер – не бог знает что. Все это придется пересмотреть. Каково ваше мнение, Дорель?

– Дайте мне отдышаться! – взмолился Сильвен. – Мне все это виделось несколько по-другому.

– Я написал литературный сценарий, – сообщает Фьорентини. – Изучите его на досуге… Но, откровенно говоря, не думаю, что возможно сделать что-то лучшее на основе столь бессодержательной книги.

Он встает, глядит на часы. Сильвен ждет сакраментальной фразы: «Созвонимся!»

– Созвонимся, – чуть вызывающе произносит Фьорентини, как бы заранее отметая всякую критику.

«Meeting» закончен. Итальянец спешит на самолет. Медье провожает его до дверей и возвращается с озабоченным выражением лица.

– Чувствую, вы не в восторге, – бормочет он.

– Он меня просто-таки нокаутировал, – признается Сильвен. – Он предлагает нам Мирбо, Берстайна – всех, кого угодно, только не Гёте.

– Что и говорить, – удрученно соглашается Медье. – Он перегнул палку. Я обговорю это с Джузеппе. У меня с ним встреча завтра в Риме. Но если верить словам Джузеппе, с Фьорентини можно либо согласиться, либо порвать.

– В таком случае я порываю, – заявляет Сильвен.

Он возвращается в Нейи, пав духом.

– Я влип, – объявляет он Марилен. И описывает встречу с итальянцем. – С такой интерпретацией Гёте мне в седло не вернуться, – заключает он. – Но какая же невезуха. Боже правый, какая невезуха! Можешь ты представить меня за рулем машины в воскресный вечер, сплевывающим, как последний забулдыга? Меня, Сильвена Дореля!

– Тебя задевает именно это? – спрашивает Ева.

– Нет, все, вместе взятое. Но в особенности это, да. Самоубийство Вертера – высочайшее волеизъявление. Это… ну, не знаю… самопожертвование: вот мое тело, вот моя кровь… жертвоприношение в его идеальной форме, а не занос колес на пятачке автотрека!

– Успокойся, – увещевает его Марилен. – Может, кое-что не так уж плохо и пойдет в дело. При хорошем режиссере…

– О-о! – восстает Сильвен. – Ради роли ты согласна на что угодно.

– Ладно. Ну что же, тогда не будем об этом, – обиделась Марилен.

– Нет, напротив, – вмешивается Ева, – будем!

Она извлекает из сумочки газетную вырезку и протягивает Сильвену:

– Прочти!

«ИЗ ЛУННОГО СВЕТА В SUNLIGHTS[25]

Как нам стало известно из достоверного источника, вскоре предполагается экранизировать “Вертера”. Впрочем, речь идет не об опере Массне, а о романе Гёте. И на роль Вертера прочат актера, некогда знаменитого, однако мы не назовем его имени, поскольку теперь оно всеми забыто. Как говорится, следите за афишами. Романтический герой? Таинственный красавец? Угадали! Играть Вертера в его возрасте!»

– Какая гадость, – бормочет Сильвен. – Кто же это решился на такую публикацию?

– И ты еще спрашиваешь? – говорит Ева. – Можешь не сомневаться, за ней последуют другие.

– Да, наверняка это Марсьяль выболтал секрет, – продолжает Сильвен. – Он знаком с Фрескини. Само собой, он исподтишка начинает наступать мне на пятки, чтобы занять мое место. Правда, я занял его место.

– Заткнись, – говорит Марилен. – Хватит об этом.

Ева скатывает хлебный шарик и роняет его в пепельницу.

– Хочешь послушать моего совета, – говорит она, – оставь свой ответ про запас. Ответив выпадом на выпад, ты потеряешь лицо, и тогда считай себя конченым человеком. Эстафету примут другие газеты. В конце концов, ты же знаешь, на что способны люди. На твоем месте я позвонила бы Медье и сказала, что принимаю его предложение, но тем не менее сценарий нуждается в доработке. И так от поправки к поправке мало-помалу заставишь признать себя. Если же дела не пойдут, то отступишь с честью. Тебя уже не обвинят в том, что ты клюнул на первое соблазнительное предложение сниматься. Ты повел себя, как надлежит подлинному профессионалу. И можешь на меня положиться. Я тоже умею обращаться со слухами. Марсьяль расшибет себе нос.

Сильвен дает себя уговорить. Время не слишком позднее, и можно еще звякнуть Медье домой.

– Я подумал. И не схожу с дистанции. Но настаиваю на том, что сценарий нуждается в переработке. Потрясенный интерпретацией Фьорентини, я забыл спросить у вас имя режиссера.