Люби меня в полдень - [96]

Он наклонился и легко поцеловал её в губы.

— Нет. У меня такая крепкая голова, что пули просто отскакивают.

Она провела ладонью по его щеке:

— Что произошло, когда ты говорил с полковником Фенвиком? Он тоже пытался застрелить тебя?

Кристофер покачал головой:

— Нет, что ты. Это исключительно привилегия друзей.

Беатрис слабо улыбнулась, потом посерьёзнела:

— Знаешь, лейтенант Беннетт не сумасшедший. Он поправится, ему нужен только отдых. И время.

— Надеюсь.

Она пыталась поймать его взгляд.

— Ты винишь в этом себя, да?

Он кивнул.

— Я сделал лучшее, что мог в той ситуации. Но от этого знания мне ничуть не легче выносить последствия своих решений.

Беатрис на мгновение застыла, словно задумалась. Затем отвернулась и направилась к туалетному столику.

— У меня для тебя кое-что есть, — она озабоченно порылась в маленьком ящичке и вынула сложенный лист бумаги.

— Это письмо.

Он посмотрел на неё тепло и насмешливо:

— От тебя?

Беатрис покачала головой.

— От Джона, — она подала мужу листок. — Он написал его перед смертью. Одри не очень хотела отдавать его тебе, но думаю, тебе пора его прочесть.

Кристофер не стал брать письмо, только обнял жену и крепко прижал к себе. Потом взял в ладонь прядь её волос и нежно потёр их о щёку.

— Прочти мне его.

Они вместе подошли к постели и сели на матрац. Кристофер, не отрываясь, смотрел на профиль Беатрис, а она развернула письмо и начала читать.

Дорогой Кристофер!

Похоже, мне отпущено меньше времени, чем я надеялся. Удивительно, какой короткой оказалась жизнь. Оглядываясь назад, я понимаю, что слишком много времени провёл, гоняясь за второстепенным, и слишком мало внимания уделял тому, что действительно важно. А ещё я вижу, что мне повезло гораздо больше, чем большинству людей. Мне нет нужды просить тебя позаботиться об Одри и о маме. Я знаю, что ты и так станешь заботиться о них так ревностно, как они только позволят.

Ты читаешь это письмо, а значит, ты вернулся с войны и теперь столкнулся с необходимостью принять на себя ответственность, к которой тебя никогда не готовили. Позволь мне дать тебе совет. Я наблюдал за тобой всю жизнь... ты не знаешь покоя и ни в чём не находишь удовлетворения. Ты возносишь любимых людей на пьедестал, а потом неизбежно разочаровываешься в них. И то же самое ты проделываешь с самим собой. Дорогой мой братишка, ты — твой самый страшный враг. Если бы ты научился не ждать невозможного совершенства от себя и от других, ты смог бы, наконец, стать счастливым.

Прости меня за то, что я не смог выжить... и прости себя, за то, что ты выжил.

Эта жизнь предназначена тебе судьбой. Не теряй ни дня.

Джон.

Кристофер долго молчал, чувствуя стеснение в груди. Он словно услышал голос брата... его любящий, слегка наставительный тон.

— Как же я по нему скучаю, — прошептал Крис. –  Он отлично знал меня.

— Он знал, каким ты был, — ответила Беатрис. — Но думаю, ты изменился. Ты больше не ищешь совершенства. Иначе, как объяснить твою привязанность ко мне?

Кристофер нежно взял её лицо в ладони:

— Ты для меня — само совершенство, Беатрис Элоиза.

Она наклонилась вперёд, так что они соприкоснулись носами.

— Ты простил себя? — тихо спросила она. — За то, что выжил?

— Я стараюсь.

Близость её теплого едва прикрытого тела оказалась слишком большим искушением. Он скользнул ладонью ей на затылок и поцеловал в шею. Она слегка вздрогнула. Он аккуратно раздел её, стараясь сдержать рвущееся наружу желание. Он старался, чтобы его движения были нежными, лёгкими, хотя всё его тело ныло от яростной необходимости обладать ею. Его руки скользили по её коже, обводя очертания того, что он так недавно облёк в слова. Заниматься любовью, рождать любовь, позволить чувствам затопить их обоих. Эмоции превратились в движения. Движения превратились в наслаждение.

Он неторопливо исследовал языком её рот и одновременно вошёл в неё, сжав руками текучий тёмный шёлк её волос. Она тоже хотела двигаться, но он крепко держал её, снова и снова даря ей удовольствие, пока каждый её вздох не превратился в стон и её не охватила неостановимая дрожь.

Беатрис зарылась ступнями в простыни, её ногти вонзились ему  в спину. Он любовно вглядывался в потерянный, зачарованный взгляд жены и ему даже нравилась эта лёгкая боль. Она вот-вот начнёт биться под ним от наслаждения, по всей её бархатной коже уже разливался акварельно-нежный румянец.  Но ему пока не хотелось, чтобы всё заканчивалось, несмотря на то, что самого его грыз отчаянный голод. Неимоверным усилием он заставил себя замереть у неё внутри.

Беа вскрикнула и подняла бёдра:

— Кристофер, пожалуйста...

— Тсссс...

Он заставил её опуститься, поцеловал в шею, медленно провел по груди. Потом взял в рот её сосок и начал гладить его зубами и языком, оставляя за собой влажный, горячий след. Из горла её начали вырываться тихие хриплые звуки, а мускулы у неё внутри безудержно сжимались и разжимались. Он послушался этого ритма, проникая глубже и позволяя ей сжимать себя, и снова выходя.

— Посмотри на меня, — прошептал он, и она, подняв ресницы, распахнула глаза, открывая ему свою душу.

Он подхватил её ладонью под затылок, приник к её губам и вошёл в неё так глубоко, как не входил никогда прежде. Она приняла его, обвила его руками и ногами, цепляясь за него всем телом. Ритм стал жёстким, быстрым, диким, необузданным,  он подчинялся стремительному жадному движению её бёдер. Она выгнулась дугой, и её забила дрожь, её плоть сжимала его в конвульсиях долгожданного, изматывающего освобождения.