Лягушки - [106]

Наконец тетушка указала на куклу, которую только что положила в клетушку:

– Узнаете?

– О чем речь, тетушка, – проговорил я, сдерживая слезы. – Конечно, узнаю…

– Этот ребенок, тетушка, вскоре должен родиться, – подхватила Львенок. – Отец у него драматург, а мама – медсестра на пенсии… Спасибо вам, тетушка, я уже беременна…

Вы понимаете, сенсей, что, излагая Вам это, я похож на глупца, который описывает свой сон? Я признаю, что у тетушки не все в порядке с психикой, жена из-за искренности своих желаний тоже в этом плане немного неуравновешенна, но я надеюсь, Вы сможете войти в их положение и понять. Признавший свою вину преступник всегда пытается найти способ утешить себя, ну как в известном Вам рассказе Лу Синя «Моление о счастье». Тем трезвомыслящим людям, среди которых оказалась выброшенная за порог тетушка Сянлинь, не следовало разрушать ее иллюзии, дать ей надежду, чтобы она смогла освободиться, чтобы по ночам ее не мучили кошмары, чтобы она смогла жить дальше как человек невиновный. Я соглашался с ними, даже прилагал все усилия, чтобы уверовать в то, во что верили они, и, должно быть, сделал правильный выбор. Понимаю, что люди с научным мышлением могут поднять меня на смех, те, что стоят на высоконравственных позициях, могут подвергнуть меня критике, вплоть до того, что найдутся такие сознательные, которые могут сообщить на меня куда надо. Но я не переменюсь, лучше пребуду в таком невежестве ради этого ребенка, ради тетушки и Львенка, двух женщин, которые посвятили себя этому особенному делу.

Тетушка в тот день вынула стетоскоп и с нарочитой серьезностью стала выслушивать Львенка. Та лежала, заголив живот и сияя от счастья; тетушка делала все сосредоточенно и торжественно. Потом своими руками, которыми так восхищалась моя матушка, тетушка стала ощупывать Львенкин живот.

– Месяцев пять, наверное? Прекрасно, сердцебиение плода отчетливое, подлежание правильное.

– Больше шести, – смущенно зарделась Львенок.

– Вставай, – похлопала ее тетушка по животу. – Срок хоть и довольно большой, я все же советую естественные роды. Я против кесарева сечения, женщина, не имеющая опыта родов через родовые пути, не может в полной мере испытать чувство материнства.

– Я немного беспокоюсь… – сказала Львенок.

– У тебя есть я, чего беспокоиться? – Тетушка подняла руки. – Ты должна верить в эти руки, они больше десяти тысяч младенцев приняли.

Львенок схватила тетушкину руку и прижалась к ней лицом, как ластящаяся дочка:

– Я верю в вас, тетушка…

12

Большая радость, сенсей!

Вчера на рассвете у меня родился сын.

Поскольку моя жена Львенок относится к категории очень позднорожающих, ее не стали принимать даже все эти доктора наук из Китайско-американского центра по уходу за матерью и ребенком, которые якобы учились за границей. И тут я, естественно, вспомнил о тетушке. Как говорится, старый имбирь острее – у пожилых больше опыта. У жены тетушка тоже единственный человек, которому она доверяет. Они вместе приняли столько младенцев – просто не счесть, и она, конечно, была свидетелем того, как в опасных обстоятельствах тетушка вела себя словно великий полководец.

Львенок начала действовать, еще когда работала в дополнительную ночную смену в Центре разведения лягушек Юань Сая и двоюродного брата. Говорят, что когда пришло такое время и она давно уже должна была идти домой отдыхать, она упрямилась и не слушалась уговоров. С выпирающим животом ходила враскачку по городу, вызывая немало суждений и завистливых взглядов. Знакомые еще издалека окликали ее: «Старшая тетушка, ты все так же, еще не дома, не отдыхаешь? Никакой жалости у брата Кэдоу». – «При чем здесь это? – возражала она. – Рожать дело такое – время придет, все само собой образуется. Сколько крестьянок успешно рожали и в поле, и в рощице у реки. Чем больше изнеженности, тем больше хворей». Она рассуждала, как многие старые врачи традиционной медицины. Ее слушали, то и дело качая головой, большинство поддакивало, таких, чтобы тут же возражали, не было.

Когда я, узнав об этом, примчался в Центр разведения лягушек, Юань Сай уже послал двоюродного брата за тетушкой. В белом халате, маске на лице, с заправленной под белую шапочку копной волос и сверкающим взглядом, она заставила меня вспомнить старинное речение о тех, кто сохранил силу и энергию в старости: «Старый рысак лежит у яслей, а мыслями устремляется вдаль». Вслед за сотрудницей – тоже в белом халате – тетушка прошла в потаенную родильную палату, а я уселся в кабинете Юань Сая пить чай.

Багрово-красный рабочий стол посреди кабинета размерами был никак не меньше стола для настольного тенниса, рядом с ним – черное вращающееся кресло из настоящей кожи с высокой спинкой. На столе стопка толстых книг, да еще торчит небольшое алое полотнище государственного флага. Заметив, как я глянул на него, Юань Сай торжественно произнес:

– Я, приятель, хоть и бандит с большой дороги, но любить Родину тоже имею право.

Со знанием дела он налил мне чая «гунфу»[111] и не без бахвальства заявил:

– Это Дахунпао – Большой красный халат с гор Уишань[112]. Хоть и не аристократический, но качества отменного, когда приезжает уездный начальник, ему и то не завариваю. А если тебе подношу, значит, ты человек классный!