Лягушки - [107]

Видя, что душа у меня не на месте, Юань Сай сказал:

– Не переживай. Когда дело у меня в руках, волноваться не стоит, все проходит благополучно и без помех, как говорится, бьем без промаха. Тетушку твою мы просто так беспокоить не стали бы, ее, почтенную, у нас в Гаоми почитают как святую избавительницу, исход ее появления может быть один: с матерью и ребенком все благополучно, все рады и довольны!

Потом я откинулся на этом просторном и уютном кожаном диване и уснул. Во сне мне явились матушка и Ван Жэньмэй. Матушка в сверкающем атласном одеянии, в руке посох с ручкой в виде головы дракона; Ван Жэньмэй в ярко-красной ватной куртке и зеленых штанах: очень по-деревенски, но довольно мило. На левом плече у нее висел узелок из красной ткани, и оттуда выглядывал желтый шерстяной свитер. Они двигались по коридору, нигде не останавливаясь, матушкин посох размеренно постукивал, но это наполнило меня невыразимой тревогой. «Мама, – предложил я, – может, присядете отдохнуть? От того, что вы вот так явились, всем вокруг не будет покоя». Матушка присела на диван, но через некоторое время спустилась на пол и уселась там скрестив ноги, сказав, что на диване не может дышать. Ван Жэньмэй, словно чего-то боясь и стесняясь, пряталась за матушкиной спиной. Стоило ей ощутить на своем лице мой взгляд, как она тут же отворачивалась. Я увидел, как она вынула из узла желтый свитер и развернула его. Он был размером с ладонь взрослого человека, и у меня вырвалось: «Это на куклу только и налезет». Она покраснела: «Я вязала по размеру ребенка в животе». Только тогда я заметил, что живот у нее уже довольно заметно выпирает. О том, что она беременна, свидетельствовали и пятна на лице. «Но ребенок в животе тоже не может быть таким маленьким!» – добавил я. Глаза ее тут же покраснели: «Сяо Пао, поговори с тетушкой, чтобы она разрешила мне родить». – «Вот сейчас и рожай, – стукнула посохом матушка. – А я за тобой здесь присмотрю. Мой посох найдет управу и на несправедливых правителей, и на лукавых сановников. Кто попробует встать на пути, тот у меня доброй смертью не умрет». Она ткнула посохом в какой-то механизм на стене, и медленно отворилась потаенная дверь. Моим глазам открылась освещенная лампами как днем комната, накрытый белоснежными простынями операционный стол, по обеим сторонам которого стояли четверо людей в белых халатах, с закрытыми масками лицами. У изголовья – тетушка, тоже с ног до головы аккуратно одета, на руках – пластиковые перчатки. Ван Жэньмэй вошла туда, но, увидев, что там, повернулась и хотела убежать, но ее задержала рукой тетушка. Расплакавшись, как беспомощная девочка, она крикнула мне: «Сяо Пао, мы столько лет были мужем и женой, спаси меня…» Душу мне охватила скорбь, из глаз покатились слезы… По знаку тетушки подскочили те четыре – судя по всему, медсестры – и отнесли Ван Жэньмэй на операционный стол и в один присест стащили с нее одежду. И тут я увидел, что у нее между ног высунулась маленькая красная ручонка. Большой палец, мизинец и безымянный сжаты, а указательный и средний вытянуты в форме известного во всем мире знака победы. Тетушка безудержно расхохоталась, а отсмеявшись, сказала: «Хватит шалить, вылезай!» – и вот потихоньку стал выходить ребенок. При этом он озирался по сторонам, словно маленькая хитрая зверушка. Улучив момент, тетушка ухватила его за ухо, одновременно обхватила головку и с силой потянула: «А ну, давай выходи у меня!» – Раздался звук, как у взрывающегося попкорна, и младенец, весь в крови и слизи, выпал в руки тетушки…

Я внезапно проснулся и почувствовал, что весь похолодел. Открылась дверь и вошли двоюродный брат со Львенком. Она прижимала к груди запеленутый комочек, который заливался хриплым плачем.

– Горячо поздравляю, старший брат, – вполголоса проговорил двоюродный брат. – У тебя сын родился!

Он отвез нас на машине в деревню, где жил мой отец. Деревня эта была уже в городской черте, как раньше в письмах упоминали, мол, это наш уездный начальник (теперь он уже поднялся до градоначальника), оставленный по распоряжению экспонат духовной культуры – деревенька с сохраненными постройками в стиле периода «культурной революции»: на стенах большие иероглифы лозунгов, на околице – революционный указатель, громкоговорители по всей деревне, место собраний производственной бригады… Время было уже предрассветное, но людей на улице не было, лишь проносились мимо утренние автобусы с несколькими похожими на злых духов пассажирами да махали метлами на тротуарах, вздымая тучи пыли, пара закутанных по самые глаза работников коммунального хозяйства. Мне хотелось взглянуть на личико младенца, но выражение лица Львенка – более важное, более утомленное, более счастливое, чем у роженицы, – заставило меня отказаться от своих намерений. Голову она обмотала темно-коричневым шарфом, губы потрескались. Она крепко прижимала ребенка к груди, то и дело склоняясь к нему, то ли чтобы посмотреть на него, то ли чтобы вдохнуть исходящий от его тельца аромат.

Мы давно уже перевезли все приготовленное для этого младенца в дом отца, потому что с молочной козой возникли временные затруднения, и отец договорился с одним деревенским по фамилии Ду, который держал коров, что тот будет поставлять молоко. У того две коровы ежедневно давали сто цзиней. Отец неоднократно просил ничего в молоко не добавлять, и тот даже сказал, мол, если ты, почтенный, даже мне не веришь, приходи и дои сам.