Ля-бемоль третьей октавы - [3]
С первых же лет учёбы Ваня начал брать первые места на всевозможных музыкальных конкурсах. Педагог по специальности пианистка Изабелла Фёдоровна тайно ходила в церковь и ставила свечки за его волшебные руки, истово благодаря Бога, что послал ей нового Рихтера. Отношения с Анной Михайловной у них сложились весьма ревностные, но в целом деловые: они совпадали в главном – приковать Ваню к инструменту и вылепить из него звезду.
Когда мальчику стукнуло семнадцать и голос у него сломался окончательно, выяснилось, что отныне Ваня – обладатель редчайшего контратенора. Изабелла Фёдоровна прорыдала всю ночь, но ближе к утру смирилась с тем, что мальчику нужно поступать в консерваторию на вокальное отделение. Был созван военный совет, на который, однако, Ваню никто и не подумал пригласить. Изабелла Фёдоровна задействовала все свои связи, Анна Михайловна сделала ход конём и подключила главного дирижёра дядю Лёшу, и после весьма формальных испытаний мальчик был зачислен на вокальный факультет Московской консерватории в класс знаменитого оперного певца Теймураза Саперави. Ваня отнёсся к подобному виражу в своей карьере весьма спокойно. Если мама решила, значит, так нужно. Без малейшего сожаления он оставил фортепьяно и начал собирать богатый урожай Гран-при уже на вокальной ниве. Анна Михайловна по-прежнему контролировала каждый его шаг, решая, с кем её сыну можно общаться, а с кем не стоит, в каких конкурсах он будет участвовать, а о какие лучше не пачкаться. Батоно Теймураз попытался вмешаться, но вскоре понял, что это бессмысленно, и махнул рукой. Анна Михайловна развила бурную деятельность. От имени сына вела переговоры и даже заключила несколько весьма выгодных контрактов. Она купалась в лучах его стремительно растущей славы, направо и налево раздавала интервью телевизионщикам и комментарии газетчикам и в самых сладких грёзах уже видела себя на приёме в Букингемском дворце. И всё у Анны Михайловны шло как по маслу, если бы не одно «но»: Катя…
Иван проснулся около десяти утра и тут же вспомнил о вчерашней сцене. У него тут же засосало под ложечкой. Объяснений с матерью было не избежать. Сейчас она вцепится в него и начнёт терзать: кто надоумил да с какой целью. Будто сама не знает, кто и с какой. Но ей мало знать. Она жаждет чистосердечного признания и абсолютного раскаяния. В доме было непривычно тихо. Не шумела вода. Не звенела посуда. Не играл ни Вивальди, ни Шопен. Иван осторожно выглянул в коридор, затем, стараясь ступать неслышно, пошёл на кухню. Никого. Заглянул в гостиную, проверил в спальне – пусто. Вздохнув с облегчением, но всё же слегка удивившись, вернулся на кухню. Под льняным полотенцем завтрак: хлеб, масло, яйца. Тут же записка: «Ваня! Кашу свари сам. На полстакана овсянки стакан молока. Дай закипеть и сразу выключай. Аккуратно. Не обожгись». И всё! Ни слова больше! На всякий случай Иван перевернул листок. Нет, ничего, пусто. Он налил себе чаю, пожевал хлеба с маслом. Чистить яйцо было лень. Принял душ и тут только сообразил, что вечером у него концерт, а перед этим репетиция, но вот на какое время она назначена, он, хоть убей, не помнил. А зачем ему, спрашивается, держать всё в голове? Для этого есть мама. Он нашёл телефон. На тускло засветившемся экране мигал значок неотвеченного вызова. Катя… Сердце подпрыгнуло к горлу и, совершив умопомрачительный кульбит, рухнуло куда-то чуть пониже пупка. Он перезвонит ей чуть позже. Сначала надо всё-таки выяснить у мамы, во сколько у него репетиция. «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети», – услужливо и, как ему показалось, не без ехидства сообщил далёкий женский голос. Ваня пожал плечами, вызвал такси и, так и не перезвонив Кате, поехал в театр.
Они познакомились давно, ещё во время вступительных экзаменов в консерваторию. При любом удобном случае Катя вновь и вновь рассказывала о том, как, спускаясь по лестнице, она увидела в вестибюле «странную тётку». «Она металась, как ненормальная, – в этот момент Катя всегда живо изображала, как именно металась «тётка». – Увидев меня, подскочила – ни здрасте, ни до свидания – и начала спрашивать, мол, вы с экзамена? Да, говорю, с экзамена. Ой, говорит, скажите, а там никому плохо не стало? В смысле, говорю, плохо? Что вы имеете в виду? А она такая глаза закатила и продолжает: ну, там мой сын экзамен сдаёт, я вот боюсь, как бы ему плохо не стало. Сходите, мол, проверьте. А я ей такая отвечаю: женщина, успокойтесь, там сейчас всем очень хорошо. А она такая ещё крепче меня за руку хватает и назад к лестнице подталкивает: нет, вы всё же сходите, проверьте!»
Самое смешное, что весь этот рассказ от первого до последнего слова был абсолютной правдой. Ваня прекрасно помнил, как сидел на подоконнике в ожидании своей очереди на прослушивание и как впервые увидел её, маленькую, рыжую, усыпанную веснушками, плывущую к нему белокрылым лебедем, а на деле с усилием протискивающуюся сквозь плотную толпу абитуриентов.
– Ты, что ли, Лепешев? – с ходу спросила она. Спросила довольно сухо, даже язвительно. Но для него её голос прозвучал как «Утро» Эдварда Грига, как тёплый чистейший дождь, заливающий его бледные щёки нежным девичьим румянцем. Он ничего не ответил, только смотрел на неё во все глаза в страхе, что сейчас это видение исчезнет.
«За стеной уже начали праздновать. Тянуло жареной курицей, слышался звон посуды, добродушное гудение мужских голосов, женский смех. Слов, к счастью, было не разобрать, но время от времени до Соколова вполне отчётливо доносилось: „Ну, за женщин, что ли!“ Потом пили за любовь. И снова за женщин. И опять за любовь. Каждый тост сопровождался приглушённым звуком отодвигаемых стульев – складывалось ощущение, что у соседки Светки пировал целый гусарский полк…».
Повести и рассказы молодого петербургского писателя Антона Задорожного, вошедшие в эту книгу, раскрывают современное состояние готической прозы в авторском понимании этого жанра. Произведения написаны в период с 2011 по 2014 год на стыке психологического реализма, мистики и постмодерна и затрагивают социально заостренные темы.
«Улица Сервантеса» – художественная реконструкция наполненной удивительными событиями жизни Мигеля де Сервантеса Сааведра, история создания великого романа о Рыцаре Печального Образа, а также разгадка тайны появления фальшивого «Дон Кихота»…Молодой Мигель серьезно ранит соперника во время карточной ссоры, бежит из Мадрида и скрывается от властей, странствуя с бродячей театральной труппой. Позже идет служить в армию и отличается в сражении с турками под Лепанто, получив ранение, навсегда лишившее движения его левую руку.
Ольга Леднева, фрилансер с неудавшейся семейной жизнью, покупает квартиру и мечтает спокойно погрузиться в любимую работу. Однако через некоторое время выясняется, что в ее новом жилище уже давно хозяйничает домовой. Научившись пользоваться интернетом, это загадочное и беспринципное существо втягивает героиню в разные неприятности, порой весьма опасные для жизни не только самой Ольги, но и тех, кто ей дорог. Водоворот событий стремительно вырывает героиню из ее привычного мирка и заставляет взглянуть на реальный мир, оторвавшись, наконец, от монитора…
Вена, март 1938 года.Доктору Фрейду надо бежать из Австрии, в которой хозяйничают нацисты. Эрнест Джонс, его комментатор и биограф, договорился с британским министром внутренних дел, чтобы семья учителя, а также некоторые ученики и их близкие смогли эмигрировать в Англию и работать там.Но почему Фрейд не спешит уехать из Вены? Какая тайна содержится в письмах, без которых он категорически отказывается покинуть город? И какую роль в этой истории предстоит сыграть Мари Бонапарт – внучатой племяннице Наполеона, преданной ученице доктора Фрейда?
Герберт Эйзенрайх (род. в 1925 г. в Линце). В годы второй мировой войны был солдатом, пережил тяжелое ранение и плен. После войны некоторое время учился в Венском университете, затем работал курьером, конторским служащим. Печататься начал как критик и автор фельетонов. В 1953 г. опубликовал первый роман «И во грехе их», где проявил значительное психологическое мастерство, присущее и его новеллам (сборники «Злой прекрасный мир», 1957, и «Так называемые любовные истории», 1965). Удостоен итальянской литературной премии Prix Italia за радиопьесу «Чем мы живем и отчего умираем» (1964).Из сборника «Мимо течет Дунай: Современная австрийская новелла» Издательство «Прогресс», Москва 1971.
Таиланд. Бангкок. Год 1984-й, год 1986-й, год 2006-й.Он знает о себе только одно: его лицо обезображено. Он обречен носить на себе эту татуировку — проклятие до конца своих дней. Поэтому он бежит от людей, а его лицо всегда закрыто деревянной маской. Он не знает, кто он и откуда. Он не помнит о себе ничего…Но однажды приходит голос из прошлого. Этот голос толкает его на дорогу мести. Чтобы навсегда освободить свою изуродованную душу, он должен найти своего врага — человека с татуированным тигром на спине. Он должен освободиться от груза прошлого и снова стать хозяином своей судьбы.
«Мне в детстве нравилось одно украшение – орех на верёвочке, но бабушка подарила его двоюродной сестре. Может быть, сочла, что я ещё мала, а двадцатисемилетней дылде как раз подойдёт такое украшение. Не знаю, нравилось ли оно двоюродной сестре, я не видела, чтобы она его носила, но меня так притягивали его гладкие блестящие бока и неброский шершавый рисунок…».
Материнская любовь не знает границ, любящие матери не знают меры, а дети – маленькие и уже взрослые – не знают, как правильно на эту любовь ответить. Как соответствовать маминым представлениям о хорошем ребёнке? Как жить, чтобы она была вами довольна? Как себя вести, чтобы не бесить её, а радовать? Ответы на эти вопросы – в нашем сборнике рассказов современных писателей.
«Дарья Петровна, шестидесяти девяти лет, заслуженный педагог, преподаватель русского языка и литературы с более чем сорокалетним стажем, мать двух взрослых дочерей и бабушка троих внуков, влюбилась в соседа по даче. Точнее, ответила на его ухаживания. О соседе Петре было известно всё и ничего. Вдовец, имеет взрослого сына, предположительно – алкоголика. Или наркомана. Или просто бездельника. Пётр – строитель на пенсии, на десять лет младше Дарьи Петровны. Хороший сосед. Всегда помогал по хозяйству – крышу подлатать, текущий кран посмотреть.
«Соседей, как и родственников, не выбирают. Хотя нет, не так. С несимпатичными родственниками ты можешь позволить себе не общаться, а вот с соседями – хочешь не хочешь, а приходится, если только совсем дело не дойдёт до откровенного конфликта. Но мы же интеллигентные люди. Или пытаемся ими быть. Или хотя бы казаться. Да ещё есть такие соседи, от которых никуда не деться. В смысле, не спрятаться. Особенно если вы соседи по даче, участки по восемь соток и у вас один общий забор. В общем, секс для бедных…».