Львовский пейзаж с близкого расстояния - [100]
Зщесь можно заблудиться во времени и вдруг (казалось бы ни с того, ни с сего) отыскать следы собственной биографии. Такое случается, а когда памяти оказывается недостаточно, приходит на помощь фотография. Потому мы щелкаем аппаратом направо и налево. Ищем подсказки чувства, чтобы увести вглубь времени, в котором когда-то удалось побывать. В провинции, в этой затерянной стране кареты (а они здесь еще остались) смотрятся убедительнее, чем мерседесы, а сказка (какая есть) кажется правдивее унылой реальности. Не нужно ждать многого, но присмотреться стоит…
Второй раз мы заехали в Кременец из Почаева и тут же отправились к Леониду Павловичу. Все также на углу в двухэтажном домике с ампирными колонками сохли простыни, дом был окутан ими, как флагами капитуляции. Вверх уходила заброшенная улочка, в конце ровно светилось небо. Дом выглядел одиноко, как брошенный корабль. Следы пожара выцвели, но человеческого участия в этом не ощущалось, природа справлялась сама. Мы завернули за угол и оказались во дворе. Плотная стена зелени, просеивая свет, подступала к крыльцу. Возился, согнувшись, худой, длинный человек, городского вида. Что-то он колотил. Выпрямился, не выпуская из рук молоток, глянул сквозь очки, сообщил, что Леонид Павлович недавно объявился, и, будто не доверяя себе, предложил, сходить, глянуть. Вроде бы, там. Мы прошли знакомый коридор. Леонид Павлович спросил сквозь дверь глухо, но узнаваемо, а потом еще раз повторил.
— Кто?
— Прошлым летом были. Если помните. Пиво пили. — Что еще было добавить?
Леонид Павлович надолго замолчал. — А-а, — вспомнил, наконец. — Ребята. — И опять замолк. Что-то он там делал по другую сторону. — Я вам сейчас ключ толкну под дверь, а вы откроете. С вашей стороны.
Наступило молчание, дольше прежнего. — Ключ. — Забормотал, наконец, Леонид Павлович. — Ключ ищу.
— Не нужно, мы с улицы к окну подойдем.
Теперь сосед глянул с откровенным любопытством, но — человек сдержанный или привычный — спрашивать не стал. Обойдя дом, мы погрузились по грудь в буйную растительность, которая росла явно сама по себе. Окошко распахнулось, и навстречу, как кукушка из домика, объявилась голова Леонида Павловича. Нисколько не изменился человек, хоть это похвальное впечатление может скорее относиться не к нему, а к Кременцу, где время явно течет медленней, чем в других местах. Все здесь говорило об этом — огромный покосившийся дровяной сарай, розовый дом с потрескавшимся колонками и сохнущим бельем, разлив флюидов ранней осени, и дорога, припорошенная жженым углем, в плотном охвате деревьев, кустов и просто всякой травы, взывающей к отроческим воспоминаниям, потому что только детский неискушенный взгляд способен запечатлеть окружающий мир так емко и цельно. Кто-то невидимый бухал невдалеке по железу, и каждый удар звучал размеренно и торжественно. Все вокруг напоминало, пусть не о вечности (это уже слишком), но о состоянии, к которому нужно относиться уважительно, какие бы перемены не хотелось устроить даже на трезвую голову. Не нервический час пик, а ровное умиротворенное дыхание бытия, поглощающее любые малодостойные желания и потуги, потому что безнадежное ожидание — одна из форм, которую принимает Дух, пытаясь примирить бестолковые метания с краткостью и восторгом минуты.
Устроившись животом на подоконнике, Леонид Павлович выразил сдержанную радость. Оказалось, сам он дома недавно и попал в квартиру через окно. Дверь была заперта. Тут он слегка понизил голос, как водится, чтобы не потревожить спящего. — Валерка отдыхает.
— Сосед нам сказал. — Теперь я оценил сомнения этого, видимо, привыкшего к точности человека. Он видел, как Леонид Павлович пришел домой, но не понял, как он туда попал. С такими детективными тонкостями приходится считаться. Для Агаты Кристи было бы кстати. Здесь — среди прозаических будней — это всего лишь заурядная подробность… но не будем упрощать — поэзия знает разные формы..
— В окно влез. Я же говорю, Валерка изнутри закрыл и ключ куда-то дел. — Леонид Павлович сладко улыбнулся. — А ко мне, ребята, дочь приезжала, только вчера проводил. Жаль, не застали. Да вы заходите. Сейчас я ключ дам, снаружи откроете. Валерка ключ куда-то дел.
— А чего вы изнутри дверь не откроете?
— Я ж говорю, не знаю.
— А как же Валерка? Тоже, может, в окно?
— Он спит. — Леонид Павлович мотнул головой вглубь комнаты и с неожиданной решимостью сказал. — Я ее приватизирую. Дочь требует, я слово дал.
— А живет она где?
— В Польше. Бывает раз в год. Я, говорит, папа, может быть, к тебе совсем перееду. Если бы квартира была. Я решил, приватизирую и ей завещаю.
— А Валерку куда?
Леонид Павлович только рукой махнул и признался. — Книгу вашу я не прочел. Честно говорю, ребята. Не успел. Только собрался, а Валерка вынес и продал.
Остросюжетный роман Селима Ялкута «Скверное дело» — актуальный детектив в реалиях современной российской действительности и в тесной взаимосвязи с историческим прошлым — падением Византийской империи. Внимание к деталям, иронический язык повествования, тщательно прописана любовная интрига.
Место действия нового исторического романа — средневековая Европа, Византийская империя, Палестина, жизнь и нравы в Иерусалимском королевстве. Повествование с элементами криминальной интриги показывает судьбы героев в обстоятельствах войны и мира.
Тюрьма в Гуантанамо — самое охраняемое место на Земле. Это лагерь для лиц, обвиняемых властями США в различных тяжких преступлениях, в частности в терроризме, ведении войны на стороне противника. Тюрьма в Гуантанамо отличается от обычной тюрьмы особыми условиями содержания. Все заключенные находятся в одиночных камерах, а самих заключенных — не более 50 человек. Тюрьму охраняют 2000 военных. В прошлом тюрьма в Гуантанамо была настоящей лабораторией пыток; в ней применялись пытки музыкой, холодом, водой и лишением сна.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Брошюра написана известными кинорежиссерами, лауреатами Национальной премии ГДР супругами Торндайк и берлинским публицистом Карлом Раддацом на основе подлинных архивных материалов, по которым был поставлен прошедший с большим успехом во всем мире документальный фильм «Операция «Тевтонский меч».В брошюре, выпущенной издательством Министерства национальной обороны Германской Демократической Республики в 1959 году, разоблачается грязная карьера агента гитлеровской военной разведки, провокатора Ганса Шпейделя, впоследствии генерал-лейтенанта немецко-фашистской армии, ныне являющегося одним из руководителей западногерманского бундесвера и командующим сухопутными силами НАТО в центральной зоне Европы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Книга Стюарта Джеффриса (р. 1962) представляет собой попытку написать панорамную историю Франкфуртской школы.Институт социальных исследований во Франкфурте, основанный между двумя мировыми войнами, во многом определил не только содержание современных социальных и гуманитарных наук, но и облик нынешних западных университетов, социальных движений и политических дискурсов. Такие понятия как «отчуждение», «одномерное общество» и «критическая теория» наряду с фамилиями Беньямина, Адорно и Маркузе уже давно являются достоянием не только истории идей, но и популярной культуры.
Книга представляет собой подробное исследование того, как происходила кража величайшей военной тайны в мире, о ее участниках и мотивах, стоявших за их поступками. Читателю представлен рассказ о жизни некоторых главных действующих лиц атомного шпионажа, основанный на документальных данных, главным образом, на их личных показаниях в суде и на допросах ФБР. Помимо подробного изложения событий, приведших к суду над Розенбергами и другими, в книге содержатся любопытные детали об их детстве и юности, личных качествах, отношениях с близкими и коллегами.
10 мая 1933 года на центральных площадях немецких городов горят тысячи томов: так министерство пропаганды фашистской Германии проводит акцию «против негерманского духа». Но на их совести есть и другие преступления, связанные с книгами. В годы Второй мировой войны нацистские солдаты систематически грабили европейские музеи и библиотеки. Сотни бесценных инкунабул и редких изданий должны были составить величайшую библиотеку современности, которая превзошла бы Александрийскую. Война закончилась, но большинство украденных книг так и не было найдено. Команда героических библиотекарей, подобно знаменитым «Охотникам за сокровищами», вернувшим миру «Мону Лизу» и Гентский алтарь, исследует книжные хранилища Германии, идентифицируя украденные издания и возвращая их семьям первоначальных владельцев. Для тех, кто потерял близких в период холокоста, эти книги часто являются единственным оставшимся достоянием их родных.