Львовский пейзаж с близкого расстояния - [99]
Как сейчас, Леонид Павлович слышит. Не договорились, так ему кажется. От начальника местного МГБ многое зависело. Может отпустить, дело прикрыть. Разных дел было много. Застрелили его в упор, прямо у входа в дом. Убийца стоял за углом, дожидался, вышел навстречу. Выстрелил между глаз. Аккуратную дырку от пули заткнули ваткой, лицо, обожженное порохом, прикрыли.
На прощание мы подарили Леониду Павловичу книгу собственного сочинения. — Ребята, — сказал Леонид Павлович растроганно, он, вообще, оказался человеком теплым. — Сегодня же начну. Я, знаете, как книги люблю. А вы еще приезжайте, поговорим.
От старого Кременца мало что сохранилось. Следы прошлого просматриваются и сейчас, но в виде краеведческом, надежно отделенном от нынешней жизни. В конце девятнадцатого века Кременец считался местом цивилизованным. Фабрик было побольше, чем сейчас, делали пианино, другие музыкальные инструменты. Здешнее дерево ценилось. Были шахты, добывали уголь невысокого качества для местных нужд. В избытке были крестьянские руки и нужда.
Заброшенные фабричные здания попадаются по дороге на старое еврейское кладбище, строения из красного кирпича и выбеленного дождями дерева. Покосившиеся изгороди стерегут ржавое железо и пыльную растительность. Тишина и безлюдье — значат не меньше, чем пейзажные приметы. По привычному разумению, жизнь должна совершаться с непременным участием человека, особенно здесь, где заметно присутствуют его следы. Но ничего подобного нет, не просматривается за небрежно запертыми воротами, прикрывающими опустелые дворы. В Кременце пока так, прошлого здесь гораздо больше, чем настоящего.
Пыльная дорога выводит к мосту через ручей, и почти сразу за ним уходит в гору еврейское кладбище. Начинается незаметно, тянется к вершине, скрытой за верхушками деревьев, затягивает. Надгробья встают из травы слитными рядами, пройти сквозь строй, подняться дальше и выше можно, опираясь на камни, как на плечи. Упавшие подставляют небу россыпь звезд и древней каллиграфии. Влага и мох, застоявшиеся в резьбе, чернят белесую поверхность камня. Знание языка избавило бы от мистического ощущения, вернуло обыденность. Лес восставших камней — всего лишь люди. Их имена. Даты еврейского календаря. Слова молитвы. Гора хранит целые поколения.
Досужее кладбищенское сопереживание возникает к чему-то конкретному, к молодой непрожитой жизни и, в конечном счете, не стоя ровно ничего, питает собственную полноценность. Но кто из посторонних станет разбираться с могильными надписями? Язык отделил их от нас — живых. Все дело в имени. Эти люди когда-то пришли сюда, не выбирая, просто на землю, любая земля за пределами Палестины была для них чужой. Но, прожив здесь столетия, они сделали этот город своим. Они и теперь привязаны к Кременцу, и даже те, кто ушли первыми (кладбище существует с четырнадцатого века), продолжают жить с городом одной жизнью. Они здесь.
Кстати вспоминается поучительная история о сложностях опознания еврея. Жил-был еврейский возчик, и все у него было плохо. Умерла жена, дети и, наконец, сдохла лошадь. А потом и сам он умер от всех этих несчастий и голода. Но, поскольку он не роптал, а прилежно молился, Там было решено его вознаградить, помочь скоротать время до Страшного Суда. Теперь ему была обеспечена богатая жизнь, красивая работящая и, главное, здоровая жена, здоровые дети, выносливая лошадь, возможно даже, две или три. И вот живет себе такой богатый возчик, и никто не знает, что вся его нынешняя жизнь, цепь постоянных удач и везенья — всего лишь сон, а настоящий хозяин настоящей жизни и создатель счастливой иллюзии лежит здесь же на кладбище, не исключено, что на здешнем, в Кременце. Вот и разберитесь, если вы такой умный…
Ужасно (к мистике это слово имеет прямое отношение) хочется видеть, как все здесь было когда-то. Ближе к верхушке горы камни редеют, уходят в траву, идут пунктиром, чтобы обернуться нынешним поколением в Нью-Йорке или Иерусалиме. В тех же длиннополых шляпах, с клочковатыми нестрижеными бородами они упрямо дожидаются у края вечности. Камни прячутся в кустах бузины и акации, в гроздьях рябины, в багряных листьях осени, в таких местах, смена года чувствуется заметнее. Невозможно вообразить симфонию из слепящего света и непроглядной тьмы, но если все же попытаться, то здесь подходящее место. Известно, всё должно случиться в Иерусалиме. Но пока еще остается время. Особое время для них. Оно длится. Пока вокруг тишина, далекие крыши и зеленый купол женского монастыря, упрятанный в волнистом силуете горы по другую сторону дороги. В маленьких городах мертвые преобладают над живыми. Кременец будет еврейским городом, даже когда его покинет последний еврей. Они оставили здесь своих мертвых.
Спустя год мы снова побывали в Кременце. Провинция остро напоминает детство. Ребенок изучает мир с близкого расстояния — жучки, паучки, кузнечики и бабочки рядом, сверху, вокруг. Они наполняют мир собственными голосами, которые потом уже не удается расслышать, да и само желание общаться может вызвать недоумение. А тут все совершенно естественно. В благополучном детстве нити реального и сказочного сплетены, только потом, распадаясь, они утрачивают единство. Как отработанные ступени ракеты, они проваливаются куда-то в пустоту, а пока этих утрат просто не замечаешь. Молодым человеком, устремленным в неопределенность будущего, они осознаются как сменяющие друг друга приметы взросления. И только достигнув (казалось бы) полноты бытия, начинаешь ощущать утраты собственной биографии — не в естественном движении к ее завершению, а наоборот, в ее началах, в случайных мелочах. Отсюда начинается отсчет. Теперь все решают подсказки памяти, только так можно возвратить младенческий мир. Сделать это не просто, достоверность скучна, а чувственной окраски не хватает. Помогает искусство. Если не удается воссоздать реальность, приходится довольствоваться иллюзией, в конце концов, искусство этим и занимается. Но остается еще тот самый природный мир детства, сохраненный на дне памяти. Там он ждет, бесполезный, как бумажные деньги столетней давности, все еще слишком узнаваемые, чтобы стать музейным экспонатом. Одно и тоже, день ото дня… А дальше? Чтобы вернуть утраты памяти и возвратить, казалось бы, забытые детские радости чувственного познания, для этого стоит приехать в малознакомый провинциальный городок, где ничто не напоминает о себе
Остросюжетный роман Селима Ялкута «Скверное дело» — актуальный детектив в реалиях современной российской действительности и в тесной взаимосвязи с историческим прошлым — падением Византийской империи. Внимание к деталям, иронический язык повествования, тщательно прописана любовная интрига.
Место действия нового исторического романа — средневековая Европа, Византийская империя, Палестина, жизнь и нравы в Иерусалимском королевстве. Повествование с элементами криминальной интриги показывает судьбы героев в обстоятельствах войны и мира.
Тюрьма в Гуантанамо — самое охраняемое место на Земле. Это лагерь для лиц, обвиняемых властями США в различных тяжких преступлениях, в частности в терроризме, ведении войны на стороне противника. Тюрьма в Гуантанамо отличается от обычной тюрьмы особыми условиями содержания. Все заключенные находятся в одиночных камерах, а самих заключенных — не более 50 человек. Тюрьму охраняют 2000 военных. В прошлом тюрьма в Гуантанамо была настоящей лабораторией пыток; в ней применялись пытки музыкой, холодом, водой и лишением сна.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Брошюра написана известными кинорежиссерами, лауреатами Национальной премии ГДР супругами Торндайк и берлинским публицистом Карлом Раддацом на основе подлинных архивных материалов, по которым был поставлен прошедший с большим успехом во всем мире документальный фильм «Операция «Тевтонский меч».В брошюре, выпущенной издательством Министерства национальной обороны Германской Демократической Республики в 1959 году, разоблачается грязная карьера агента гитлеровской военной разведки, провокатора Ганса Шпейделя, впоследствии генерал-лейтенанта немецко-фашистской армии, ныне являющегося одним из руководителей западногерманского бундесвера и командующим сухопутными силами НАТО в центральной зоне Европы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Книга Стюарта Джеффриса (р. 1962) представляет собой попытку написать панорамную историю Франкфуртской школы.Институт социальных исследований во Франкфурте, основанный между двумя мировыми войнами, во многом определил не только содержание современных социальных и гуманитарных наук, но и облик нынешних западных университетов, социальных движений и политических дискурсов. Такие понятия как «отчуждение», «одномерное общество» и «критическая теория» наряду с фамилиями Беньямина, Адорно и Маркузе уже давно являются достоянием не только истории идей, но и популярной культуры.
Книга представляет собой подробное исследование того, как происходила кража величайшей военной тайны в мире, о ее участниках и мотивах, стоявших за их поступками. Читателю представлен рассказ о жизни некоторых главных действующих лиц атомного шпионажа, основанный на документальных данных, главным образом, на их личных показаниях в суде и на допросах ФБР. Помимо подробного изложения событий, приведших к суду над Розенбергами и другими, в книге содержатся любопытные детали об их детстве и юности, личных качествах, отношениях с близкими и коллегами.
10 мая 1933 года на центральных площадях немецких городов горят тысячи томов: так министерство пропаганды фашистской Германии проводит акцию «против негерманского духа». Но на их совести есть и другие преступления, связанные с книгами. В годы Второй мировой войны нацистские солдаты систематически грабили европейские музеи и библиотеки. Сотни бесценных инкунабул и редких изданий должны были составить величайшую библиотеку современности, которая превзошла бы Александрийскую. Война закончилась, но большинство украденных книг так и не было найдено. Команда героических библиотекарей, подобно знаменитым «Охотникам за сокровищами», вернувшим миру «Мону Лизу» и Гентский алтарь, исследует книжные хранилища Германии, идентифицируя украденные издания и возвращая их семьям первоначальных владельцев. Для тех, кто потерял близких в период холокоста, эти книги часто являются единственным оставшимся достоянием их родных.