Львив - [9]

Придирчиво осмотрев лавку, Леви вышел на улицу, проверил, как смотрится со стороны его вывеска и окно, и, убедившись, что у него нисколько не хуже, начал торговлю.

Пани Сабина, в жилах которой текла кровь польской династии Пястов, уже давно и безнадежно скучала. Все развлечения, которыми она пыталась отвлечься от своего несчастья, успели наскучить. Ни катание на опасных качелях, ни травля барсуков норными собачками, ни гуляния incognito по городским окраинам не могли развеселить ее.

— Марица! — закричала Сабина.

— Иду уже! — отозвался звонкий девичий голос, и в комнату вошла молодая служанка, наполовину валашка, наполовину русинка, взятая пани Сабиной из имения Быстрицы. Черноволосая, смуглая и лукавая, грациозная словно лань, с красивыми умными глазами, Марица вполне могла б сойти за младшую сестру Сабины. Хозяйка и служанка были удивительно похожи — обе невысокие, с длинными черными волосами, тонкими «греческими» носиками и маленькими кукольными ножками. Только на Сабине было прекрасное шелковое платье, «утреннее», нежно-кремового оттенка, а Марица носила простенькие платьица с белым передником, и вместо золотого медальона на ее шее висел крестик, вырезанный из бука.

— Куда пойдем сегодня? — спросила Марицу ее меланхоличная госпожа.

— Пани, мне вчера сказали, что в турецком квартале появилась новая лавка. Там торгуют волшебными манускриптами!

Пани Сабина скривилась.

— На что мне они? Ты же знаешь, я не жалую гадалок, индийских факиров и персов-чревовещателей…

— Тогда отпустите меня, пани, — потупилась Марица, — на часок, я схожу посмотрю. Говорят, этот турок читает судьбу.

— Нет уж, — вздохнула пани, — поедешь со мной.

— Велите закладывать карету?

— Велю. И сними передник, пусть думают, будто ты — моя компаньонка, бедная родственница.

— Слушаюсь, пани.

Через полчаса к только что открывшейся лавке Леви подкатила карета, из которой вышла роскошная дама в сопровождении Марицы, изображавшей по прихоти Сабины, любившей шутки, перевоплощения и розыгрыши, ее компаньонку. Она огляделась по сторонам, словно выискивая кого-то, кто мог уличить в посещении турецкого квартала, и, не увидев, смело шагнула к «Осману Сэдэ, стамбульскому букинисту».

Леви, уже успевший составить представление о вавилонском смешении народов, вер и языков, царивших в Львиве, ничуть не удивился явлению пани Сабины. За это время к нему успели завернуть посетители-греки, два армянских купца, просивших амулеты для привлечения денег, модистка-француженка и четыре караима. Все они обращались к владельцу лавки на таких странных языках, что Леви, если б он не родился в Турции, в еврейской семье и не успел пошататься по Европе с Азией, вряд ли сумел их понять.

Но тут он отвечал грекам по-гречески, армянам по-армянски, француженке подобрал искаженную латынь, которая при добавлении нежных окончаний напомнила ей родную речь, караимам по-еврейски. Естественно, что пани Леви сказал добри дзень и назвал ее ясновельможной.

— Мне нужна такая вещь, которая сделала бы меня счастливой — сказала Сабина. — Я слышала, что у вас есть магические манускрипты, открывающие великие секреты обретения гармонии.

Леви удивился, так, что с него начала сползать крепко приклеенная маска турка Османа, но взял себя в руки и предложил пани несколько раритетов из алхимико-розенкрейцеровской серии, специально припасенной для любознательных поляков.

— Вот, не желаете ли, анонимное сочинение «Огонь саламандры», расшаркался он, очень помогает в житейских затруднениях и — увидев несчастную усмешку на бледных губах Сабины, добавил — при меланхолии. Очень редкая рукописная книга, с серебряными застежками. Даже не могу сказать, имеется ли где-нибудь еще такая. Купив ее, вы узнаете, почему саламандра, терзаемая огнем, никогда не сгорает дотла и возрождается заново. Есть и рецепты.

— Приготовления саламандр? — улыбнулась пани Сабина.

— Нет, — сказал Леви, — в ней написано, как самому уподобиться саламандре.

Какая бредятина! Саламандр я десятки раз жарил на костре с голодухи, и ни одна из них не воскресала из пепла, подумал он про себя, но если пани верит в это, то пусть.

Они еще долго обсуждали разные мистические трактаты, и Сабина почувствовала, что ей нисколько не хочется уходить из лавки Леви.

Пани нарочно расспрашивала его обо всем, что видела на полках, но через час собралась с духом и купила «Огонь саламандры», положив на прилавок горсть злотых.

— Какая красавица! — вздохнул Леви, когда пани Сабина села в карету.

Кабы она родилась в Стамбуле, стала бы любимой женой султана.

Впрочем, ей и в Львиве от поклонников, наверное, отбоя нет.

Однако Леви ждал визита не только всей польской аристократии, но и рабби Нехемии Коэна. А тот все не спешил заворачивать в турецкий квартал.

Тем временем в лавку зашел Фатих Кёпе, чтобы пригласить нового букиниста к отцу, Селиму Кёпе, на чашечку кофе.

— Буду рад, — сказал Леви.

И задумался. Что могло произойти в семье рабби Нехемии, если он отказался от ежедневной прогулки по восточным уголкам Львива?

Обычно после утренней молитвы, которую проводил в синагоге Нахмановичей, Нехемия Коэн сворачивал талес, укладывал его вместе с тфиллин в особый бархатный мешочек, расшитый золотыми нитями, украшенный пушистой бахромой кистей, и шел гулять.