Львица по имени Лола - [52]

… предательства. До такой боли, что темнеет в глазах. Она на мгновение зажмуривается. А потом продолжает идти. Высоко подняв голову и здороваясь с незнакомыми людьми.

Она придет сюда завтра.

Но сегодня — сегодня ей надо кое-что сделать. Важное, насущное, необходимое.

***

Дина купила билет на основную экспозицию. На выставку коллекции «Каподимонте» по-прежнему очередь. И Дина не будет туда возвращаться, это слишком больно.

— Скажите, пожалуйста, — она выбрала самую авторитетную на вид сотрудницу из числа тех, что наблюдают за посетителями в залах. — А у вас работает Лев Аркадьевич Кузьменко?

— Кузьменко? — нахмурила дама тонкие нарисованные брови-ниточки. — Нет, не припомню.

Дама уже собиралась отвернуться, но Дина предприняла еще одну попытку

— Точно? Мы с ним договаривались о том, что я буду писать статью о вашем музее, но потеряла его телефон, представляете?

Ее невинная ложь удалась. Дама снова принялась хмурить лоб. А потом окликнула другую.

— Нина Ильинична, ты не помнишь, у нас Кузьменко работает?

Вторая сотрудница подошла к ним, качая на ходу головой.

— Нет, не помню такой фамилии.

— А вот девушка говорит, что работает, что статью с ним договаривалась писать, — указала первая дама на Дину. Девушку какое-то время изучали, хмуря такие же тонкие брови-ниточки

— А, погодите-ка! — после раздумий и разглядываний победно вскинула палец Нина Ильинична. — Лариса ж Константиновна наша — по первому мужу Кузьменко! Про нее, что ли, речь?

— Про нее, — с внезапным озарением и твердо ответила Дина. — Это я имена перепутала. Можно ее пригласить?

После недолгих совещаний Ларису Константинову согласились пригласить.

Дина невидящим взглядом смотрела в угол какого-то эпического полотна на древнегреческий, а может, и библейский сюжет — поди разбери по этой толпе в простынях, кто они. И тут ее сзади окликнули.

— Вы меня спрашивали?

Дина резко обернулась. Но потемнело у нее в глазах не от этого.

В первую минуту ей показалось, что это мама подходит к ней.

Нет, потом, когда она жадно вглядывалась в лицо женщины напротив, Дина понимала, что совсем ничего общего. Другой овал лица, другой разрез глаз, другие формы носа и губ, даже цвет волос — все иное. Но все же что-то… в посадке головы, в развороте плеч…

— Девушка, — настойчиво повторила женщина свой вопрос, — это вы меня спрашивали?

… и в интонации, в тембре голоса…

Дина выдохнула в попытке успокоиться.

— Скажите, Лев Аркадьевич Кузьменко — ваш сын?

Лицо женщины напортив сразу как-то… подобралось, стало строже, глаза — настороженными и встревоженными одновременно.

— Да, это мой сын, — голос ее звучал теперь совсем другими интонациями — сухо и обезличено. — А в чем дело?

Дина не знала, что ответить. Неожиданно кое-что оказалось правдой. Мама-искусствовед. Мама со светлыми и мудрыми глазами, в которых так тщательно прячется тревога за сына. И брат — олимпийский чемпиона тоже, наверное, настоящий. Это легко выяснить, спросив Ларису Константиновну прямо сейчас. Но сказала Дина неожиданно совершенно иное.

— Спасибо вам за экскурсию по «Каподимонте».

И тут настороженность ушла, и лицо озарила прекрасная ясная улыбка.

— Так, значит, это вы — та самая особенная девушка, ради которой Лев упросил меня нарушить должностные инструкции.

Внутри стало невыносимо больно. Где-то в желудке. Где со вчерашнего дня ничего не было.

— Наверное, — едва слышно ответила Дина. Отвернулось. Эпическое полотно с массовкой в простынях стало расплываться перед глазами.

— Милая моя, вы совсем побледнели, — Дина почувствовала, как ее руки коснулись женские пальцы. — Пойдёмте-ка, я вас кофе угощу. С печеньем. Расскажите мне о своих впечатлениях. Меня зовут Лариса Константиновна.

Дина обернулась. Вдруг, сейчас, совершенно не вовремя, в музее, на глазах у его матери, Дине захотелось, наконец, разрыдаться. Повиснуть на шее у этой женщины, так чем-то неуловимо напоминающей Дине мать, и разрыдаться. Нарушив тем самым все возможные правила поведения в музее.

— Извините, я… мне… — Дина резко освободила свой локоть и, зажав рот рукой, выбежала из зала, а потом прочь из музея.

Но до дома доехать так и не смогла. Слезы настигли ее на уединенной, спрятанной в кустах густой сирени скамейке у задней стены музея. Домой Дина приехала с опухшим лицом. Говорят, после того, как поплачешь, становится легче. Врут. Только лицо опухает.

***

— Ну, здравствуй, Лев Аркадьевич.

— Что я натворил, что сразу — Аркадьевич?

— Тебе виднее.

— Я чист и невинен как агнец.

Мать лишь хмыкнула. Помолчала.

— Турочка с мальчиками у меня.

— Здорово.

— Когда приедешь повидаться?

Ему так все равно. Так равнодушно. Так плохо. Так больно. Что…

— Через час.

— Ставлю пирог в духовку.

***

Через порог дома матери Лев шагнул с некоторой опаской. Однако там было тихо.

— Где команчи? — опасливо спросил Левка.

— Викеша пошел с ними гулять, — Лариса Константиновна взяла из его рук ветровку и убрала ее в шкаф. Лев от всей души пожелал Викентию Мирославовичу удачи.

Из-за угла коридора показалась Тура. Они какое-то время стояли и просто смотрели друг на друга — беловолосая синеглазая женщина и черноглазый темноволосый парень. Потом шагнули навстречу и обнялись. И долго стояли молча. Даже Лариса Константиновна оставила их наедине, удалившись на кухню.