Лунный ветер - [138]

В ответ дети устремили на него взгляд, исполненный глубочайшего непонимания, и я едва удержалась от того, чтобы снова не рассмеяться.

— Папочка, ты что? — укоризненно вымолвила Эсти. — Галахад и Ланселот могут быть одни-единственные.

— И Артур с Гавейном тоже, — добавил Том, мигом забывший о слезах. — И даже Мордред.

— Особенно Мордред, — сурово поправила Эстелла. — Второго такого… недостойного юноши точно не сыскать.

Гэбриэл посмотрел на меня, взглядом спрашивая «что на этот раз?». И, снова вспомнив то старое видение, я поняла: в отличие от меня, с того страшного года он и правда не постарел ни на день. Скорее помолодел, сбросив бремя своего одиночества и свою ледяную броню.

Дети и внуки фейри живут и старятся долго. Куда дольше простых смертных. И пусть мой супруг старше меня на тридцать с лишним лет — вполне возможно, что он меня переживёт.

— Наша дочь снова пугала своего бедного маленького брата, — произнесла я. — Судя по всему, грозила превратить его в жука.

Эстелла презрительно фыркнула.

— Он мальчик. И будущий граф Кэрноу. Постыдился бы пугаться и плакать, — уничижительно бросила она. — И говорила я ему совсем не это. Я ведь не какой-нибудь злой маг, чтобы превращать других в жуков.

Глядя на дочь, Гэбриэл вопросительно вскинул бровь:

— И что ты ему сказала, звёздочка?

Эстелла родилась в ту ночь, когда на небосводе впервые на моей памяти засияла Тенебри. Золотая, изумительно яркая, изумительной красоты комета, возвращавшаяся к нам раз в двадцать семь лет. Именно поэтому мы выбрали дочери то имя, что она носила теперь. Именно поэтому Гэбриэл ласково звал её «звёздочкой». Когда же боги подарили нам сына, муж первым предложил назвать его Томасом, добавив, что это окажется по меньшей мере справедливым, если следующий граф Кэрноу будет зваться именно так.

Я по сей день была благодарна Гэбриэлу за это. Ведь я думала о том же, но вряд ли бы осмелилась его об этом просить.

— Что тех, кто без спроса берёт чужие вещи, называют ворами, и, если он и дальше будет их брать, люди и боги его покарают. Его посадят в тюрьму, а когда он умрёт, Великая Госпожа заставит его родиться заново какой-нибудь мерзостью вроде навозного жука, — хладнокровно ответила дочь. — А если это будут мои вещи, он родится заново куда раньше, чем думает. Потому что в один прекрасный день я вырасту и научусь злиться по-настоящему, и тогда я попрошу у тебя револьвер и убью его, пока он не опозорил нашу семью.

Гэбриэл расхохотался. Опустившись на одно колено, так, чтобы Эсти не пришлось смотреть на него снизу вверх, заглянул ей в глаза, уже серьёзно.

Он любил обоих своих детей. Но дочь, так похожую на него и внешностью, и нравом, обожал. Только когда я увидела, как он нянчит маленькую Эстеллу, я в полной мере поняла, как же ему хотелось и не хватало своего ребёнка; и вся нерастраченная отцовская любовь, копившаяся с тех пор, как однажды не родился его — его ли?.. — сын, наконец нашла выход.

— И тебе будет совсем не жалко нас с мамой? — печально уточнил Гэбриэл. — Если ты убьёшь нашего маленького Томми, мы будем горько плакать.

— Тогда он будет уже не маленьким. И ты никогда не плачешь, — сказала Эсти с сомнением.

— Для нас вы оба всегда будете маленькими. А я плачу, ещё как. Просто плакать можно без слёз, так, чтобы никто не заметил.

— Про себя? Как думать? — поразмыслив над его словами, неуверенно уточнила дочь.

— Именно. Ты ведь не хочешь заставлять папу плакать, звёздочка?

Под его пристальным взглядом Эстелла смягчилась — как обычно, — и на лице её проявилось нечто похожее на стыд.

— Ладно. Я очень постараюсь не хотеть его убивать, — тщательно подбирая слова, произнесла дочь. — К тому же ты не дашь мне револьвер, а я не вор, чтобы брать его без спроса.

— А пугать? Когда Томми пугается и плачет, мы тоже расстраиваемся.

— И пугать не буду, — обречённо согласилась Эсти.

— Обещаешь?

— Да.

— Смотри. — Указательным пальцем легонько коснувшись кончика её носа, Гэбриэл воздел этот же палец к потолку жестом назидания и шутливой угрозы одновременно. — Ты обещала. Обещания нужно держать.

— Мой любимый сэр Галахад всегда держал обещания. Иначе его не признали бы достойнейшим рыцарем всех времён. Я намереваюсь равняться на него, — ответила Эстелла с достоинством.

— Юной леди вроде тебя больше пристало бы равняться на прекрасную Гвиневеру. Правда, желательно при этом не обзаводиться всякими Ланселотами.

— Сэр Галахад, — упрямо повторила Эсти. — И ты.

За всю жизнь я довольно редко видела на лице своего мужа удивление, и сейчас слова Эстеллы спровоцировали один из этих исключительных моментов.

— Вот уж на кого тебе точно не стоит равняться, — твёрдо произнёс Гэбриэл.

— Стоит, — безапелляционно отрезала дочь. — Ты тоже боролся со злом и несправедливостью. Совсем как рыцари.

— Уж не знаю, что за сказки обо мне рассказывает вам на ночь ваша матушка, но она определённо преувеличила мои заслуги. — Гэбриэл ласково провёл пальцами по её волосам и, поднявшись на ноги, резюмировал: — А сейчас во дворе вас ждёт кирие Теодоракис, и он прямо-таки жаждет угостить вас обоих рахат-лукумом.

У Эстеллы загорелись глаза. Том, до сих пор угрюмо жавшийся ко мне, заинтересованно вскинул голову.